Чиновника вызвали во дворец. Он увидел императрицу, которая послала его ко мне. Он начал уверять меня, что он — англичанин и дал мне слово чести, которому я могла поверить, так как англичанин никогда не врет. Затем он начал рассказывать мне, что я нажила себе врагов в берлинском почтовом отделении и что эти монстры беззакония украли мои письма. Но дело в том, что я никогда не останавливалась даже на ночь в Берлине и никого не знала в этом городе. Я сказала ему об этом и попросила поклясться, что письма не были утеряны в России; так как он был англичанином, я могла бы поверить ему! Я заметила, что многие англичане подкупали чиновников в почтовых отделениях, чтобы те доставляли их письма, не извещая об этом полицию, или по крайней мере они рассказывали об этом и вполне открыто говорили о том, что в России невозможно ничего получить без взяток. Почему-то в России к этому относились совсем по-иному, чем в Англии, и мне это было смешно, потому что я всегда считала, что мораль одинакова для всех стран и что если человек нарушает закон в одной стране, он нарушил бы его и в другой. И не важно, что в одной стане за такой поступок наказывают, а в другой — нет.
Я сказала этому англичанину, что он может читать мои письма, если он этого хочет, если потом он будет присылать их мне, там как в них не было ничего важного, только семейные новости, не интересные никому, кроме меня. Он пришел в ужас от этого моего предложения и воскликнул: «Не дай Бог! Сам император указал, что мы не должны касаться ваших писем!». Тогда я сказала: «Бог и император запретили тебе трогать мои письма, но все равно они пропали» — и добавила, что из него получится хороший игрок в покер. Еще я сказала ему, что большинство моих писем пришли из Англии и Ирландии, и поэтому они под охраной международного почтового законодательства, и я очень сомневаюсь, что у него было законное право трогать их. Он сказал, что я затронула очень интересный юридический момент, на который он обязательно обратит внимание, и откланялся; но письма все равно продолжали пропадать. Может быть, мне лучше было бы посылать их открытыми или слабо закрытыми, тогда большая часть их доходила бы до места назначения?
Однажды я заказала копию «Истории России» Морфилла[268], так как эта книга меня заинтересовала. Представьте себе мое изумление, когда я узнала, что эта книга была запрещена к распространению в России. Однако я попросила специальное разрешение и получила книгу после небольшой задержки, но без каких бы то ни было проблем. Цензура иногда задерживает книги в течение нескольких месяцев. Мой друг прислал мне книгу в подарок на Рождество, но я получила ее на Пасху, и похоже, что с ней играл какой-то ребенок, потому что на ней были каракули, сделанные красным и синим карандашами.
Государственная цензура в прессе — это очень хорошая вещь, и, по моему мнению, английской и американской прессе она тоже пошла бы на пользу. Это не закон, который запрещает что-то конкретное, но методы, которыми она регулируется и которые также подходят и для свободной прессы.
Однажды в Санкт-Петербурге цензор обнаружил, что в продаже есть открытки с видами Исаакиевского собора, Невского проспекта, или Зимнего дворца, но без волшебных слов «разрешено цензурой» в углу каждой карточки; он немедленно запретил продажу этих ужасных открыток на десять дней. А я как раз захотела купить несколько открыток и пошла в магазин. Хозяин вежливо сказал мне, что он не может их продать. Сильно удивившись, я воскликнула: «Но почему? Они тут, в окне!». Он был чрезвычайно разгневан и сказал мне о запрете цензора. Я подумала, естественно, что этот мужчина слишком подозрительный, и покинула магазин. Я пошла в другой, и там повторилась та же история, в третьем продавцы предложили продать мне их sub rosa[269], умоляя не отправлять их, пока их продажа запрещена. Однако я отказалась от покупки при таких обстоятельствах и никогда больше не ходила в этот магазин. Странно, при всей работе цензуры можно увидеть совершенно неприличные рисунки на открытках или на театральных афишах и нужно быть осторожным, когда идешь в театр, так как некоторые пьесы нарушают все каноны хорошего вкуса, приличий и скромности.
Но со временем таких казусов научатся избегать; когда образование распространится среди людей и они возвысятся над невежеством, они сами увидят, что такие вещи не подобают такому великому христианскому народу, и они будут преданы забвению, как и многие другие вещи, которые должны осуждать все патриоты.
Глава XXVII. Подлинная история погрома в Кишиневе[270]
Многое из того, что писали о безобразиях в Кишиневе, абсолютно не соответствует действительности. Это, однако, не значит, что я собираюсь отрицать факты.