Быть бардом непросто

– А?

– Я… умираю.

– Ага. А я все еще парю.

– Везет.

Через полчаса к рвоте добавляются понос и недержание. Вонь из кустов доносится такая, что проходящий мимо волк, случайно ее вдохнувший, там же и сдыхает.

Спустя сутки.

– Помнишь что-нибудь о вчерашнем? – Лежу у реки мокрый, в одних труселях. Выстиранные вещи покачиваются на ветвях деревьев.

– Ну… смутно. Я, кажется, летал в виде дэймоса и сеял добро и справедливость.

– Круто. А я был ангелом.

– Который учил меня хорошему. Это помню.

– Я, кажется… впервые выступил с концертом.

– Да? И как?

– Мне аплодировали стоя.

– Чего пел-то хоть?

– Э-э… мм… а я записал! Ща… где-то был блокнот. Мне фанат подарил. А, да. Это он записал. Сказал, что эта песня будет хитом.

– Обалдеть. Споешь?

– Я блокнот посеял.

– Идиот! – припечатывает светлый.

– Что? А сам-то!

– А что я?

– Ничего. О! Нашел! Он, правда, слегка подмок. Но строчки все еще видны. И карандаш тут. Отлично. Красивый блокнот, кстати… был. Я его сохраню и буду дальше писать.

– Ты мне песню зачитай. Мне прямо-таки до жути интересно, что именно можно было сочинить под такой дозой наркоты.

– Ну… ладно. Приготовься трепетать от величия моего гения.

– Я готов.

– Тогда слушай.

– Давай.

На загривке пьяного разобщения,
Вытягивая иглы из глаз убогих,
Сидит седое склизкое нетерпение
И распинает живых и строгих…

Эльф хмурится, глядит на далекую луну и почесывает подбородок. Я и сам в шоке. Нехило меня тогда несло.

– Это все?

– Нет… тут еще есть.

– Давай.

– Гм… Ну ты сам напросился.

Выдыхаю и, взяв нужный темп, начинаю петь, периодически срываясь и нервно дергая ногой в такт. Эх, гномий метал, детка!

Взирая ямами глаз без ужаса,
Сосет надежда соки выживших.
Тебе не надо так много мужества,
Чтобы забыть навеки сгинувших.
Ты, развернувшись, прочтешь все пошлости,
Закинешь когти в прозрачный потрох.
И развернешь тоску на скорости,
Пугаясь мысли, переходящей в шорох.
Я не прощаю и не прошу прощения…
Возможно, это все не для тебя,
Но на одно последнее мгновение
Прошу, прими таким, как есть, меня.

– Да. Это хит.

– А я о чем.

– Сальное общение, сосущая надежда, когти в потрохах. Тебе явно было круто.

– Да! – Ложусь так, что наши затылки соприкасаются, и подкидываю веток в костер. – Как считаешь… стоит вернуться и заявить о себе еще раз?

– Знаешь, даже того, что помню я, хватит как минимум на три пожизненных заключения. Так что предлагаю смыться по-тихому в соседний город и не светиться ни перед столичной стражей, ни перед уголовниками, ни перед королем. Мы ему вроде бы тоже угрожали.

– Обалдеть. А с тобой и впрямь весело.

– Спасибо, но благодарить стоит скорее его.

Поворачиваю голову и смотрю на спящего неподалеку Федю. Тот и не думал просыпаться ни когда мы перетаскивали его к реке, ни когда разводили костер, ни в ответ на мои вопли, срифмованные в строчки будущего хита. Ну и ладно. Успеем еще набегаться, когда он проснется и снова что-нибудь учудит.

Глава 14

Итак, мы в лесу, невдалеке от города. Без денег, вещей и еды. Все, что у нас есть: куртки, рубашки и пара штанов. Светлый, кстати, захватил всего один сапог и теперь мучается, вспоминая, где посеял второй.

– Я волка нашел! Дохлого.

– От чего он умер?

– Откуда я знаю? Тебя небось увидел и помер.

– При чем тут я? Светлые эльфы издревле были хранителями мира и процветания на земле. Ой, гоблин проснулся.

Гоблин обводит нас мутными красными глазами и изрекает:

– Федя хочет пить!

– Вот и хоти себе дальше, – отвечаю зло.

– Друг напоит Федю. И вымоет. Правда же? Федя хочет буль-бульк!

– Слышишь? Твой друг просит его искупать. Вперед! А я пока волчару освежую.

– Не смей! Мы его похороним и воздадим ему почести.

– Ты похоронишь мясо, если захочешь. Шкуру я себе оставлю.

– Я тебе не позволю.

– Федя хочет буль-бу-ульк!

– Отстань. А-а-а!

– Что там?

– Эта зараза укусила меня за ногу!

– Сочувствую. Думаю, лучше тебе его выкупать.

– Ага, щас!

– Ну как знаешь.

Полчаса спустя довольный мокрый гоблин сидит у костра. Голодный, мокрый и очень злой Аид, с которым решили поиграть в воде, навернул туда Федю вместе с одеждой – теперь он сидит неподалеку и ненавидит весь мир. Я уплетаю ягоды, которые насобирал. Ягоды съедобные, но очень горькие и вяжущие. А это значит, что их еще и фиг проглотишь.

– Феде плохо. Расскажи что-нибудь смешное.

На колени к Аиду залезает существо с огромными, полными надежды глазами.

– А я-то тут при чем? – говорит светлый и пристально смотрит в мою сторону.

Я же, безмятежно улыбаясь, поглаживаю свой распухший живот и допиваю настой из трав, наблюдая сию дивную сцену.

– Друг должен помочь Феде!