Быстрее течения (венок историй)

В общем-то, маленькая Юля была вполне себе приличной девочкой из хорошей семьи. Просто дух противоречия, так свойственный детям, регулярно вырывался из меня, как чёрт из табакерки. Однажды, наверное, классе в пятом, мне очень захотелось быть плохой. Нигилизм хотелось проявить, протестовать против чего-то. Но я не знала, как это сделать. Дома всё было более чем счастливо и не находилось поводов протестовать, в плохую компанию во дворе меня не  принимали, а быть в оппозиции с миром хотелось. Тогда, чтоб как-то зарекомендовать себя плохишом  и повстанцем,  я нарисовала голую женщину. Просто вот взяла альбомный лист и старательно изобразила  тощенькую тётку, сидящую верхом на каком-то то ли булыжнике, то ли кубе, вызывающе и  красиво, как мне казалось, положив ногу на ногу. Потом нарисовала ещё одну, которая  расчесывала волосы и нагло ухмылялась. Потом ещё двух, лежащих на морском берегу в позе тюленей. Мне очень нравились мои полотна. Хотелось, конечно, бросить вызов общественному вкусу и притащить их в школу, подложив на стол училке, но я не решилась, слава Богу, всё-таки я была достаточно хорошо воспитана. Тогда, упиваясь собственной смелостью и чувствуя себя чуть ли не  Че Геварой, я показала свои творения  маме, типа: «А чё у меня есть!» Но маму  не впечатлило. В глубине души она, конечно, была шокирована странными девичьими фантазиями, но понимая, что громким возмущением только подогреет моё чувство противоречия и усилит интерес к тётям в стиле «ню»,  моя мудрая мама просто сказала:

– У этой грудь некрасиво получилась. А вот эти две очень смешные, не показывай никому, а то обхохочутся. Ты не рисуй больше женщин. Лучше собак. У тебя они так славно получаются.

Рисовать собак  было совсем не по-диссидентски. Но обнажёнку писать тоже расхотелось, потому что меня совсем не радовала перспектива вызывать у народа  смех.