– Спокойно мне с вами, ребята. И знакомы-то всего ничего, а – все равно. А вот что вы посоветуете мне делать? А, Родион?
– Не паниковать, – спокойно сказал тот. – Усилить охрану. Все. Да ваши люди не хуже меня знают, что делать… да и вы сами.
– А вы, Маша?
У меня почему-то перехватило дыхание. Я вообще была склонна к сентиментальности после употребления алкоголя, но сейчас-то я была уже трезва. По всей видимости, на меня просто произвело сильное впечатление обращенное ко мне тонкое бледное лицо с темными глазами и нездоровыми кругами под ними: неподвижный тревожный взгляд, сжатые губы, четко очерченный подбородок…
– Я думаю, что вам стоит обратиться к нам, – машинально произнесла я, даже не обдумав, что же, собственно, ему лучше посоветовать.
Родион поднял брови и посмотрел на меня. Вероятно, босс не ожидал от меня такой конкретности, тем более что он сам, будучи нетрезвым, никогда не прибегал к конкретике и оперировал только туманными фразами и ни к чему не обязывающими определениями. Серьезные решения следует принимать на трезвую голову, полагал он.
– К вам? – переспросил Каллиник. – То есть вы, Маша, думаете, что если у вас есть информация от какой-то свирепой старухи, то через нее вы сумеете распутать весь этот клубок… кровавый клубок?
– Я думаю, что это нам по силам.
– Конечно, если вы примете такое решение, – проговорил Родион, который, почувствовав, что может получить к расследованию это «жареное» дело, заметно оживился.
– Вы же сами говорили, что вам с нами спокойно, – добавила я.
Владимир снова улыбнулся и пожал плечами.
– То, что я говорил – это мое личное мнение. Вещь субъективная. А пуля, согласитесь, – это такая штука, которой сложно отказать в предельной вещественности и объективности. Уж кто-кто, а я это хорошо знаю: все-таки закончил физфак МГУ, мне динамику четыре раза пришлось сдавать, – даже пошутил он напоследок.
– Вы спросили наше мнение, мы ответили, – сказала я.
– Хорошо, я подумаю. Ладно… – Он поднялся с кресла, машинально взглянул на окно, которое мало того, что было закрыто жалюзи, так еще и задернуто тяжелыми портьерами. – Пора и расходиться. Прошу извинить меня за все имевшие место недоразумения…
– Недоразумения? – весело переспросил Родион Потапович. – Вы имеете в виду концерт классической музыки, бесплатный обед с марочным коньяком и чтение стихов Пастернака? Да, в традиционных ресторанах это – недоразумение.
– Да нет, вы понимаете, о чем я, – проговорил Каллиник и отвернулся.
В этот момент в апартаменты вошел охранник Геннадий и протянул Владимиру какой-то листок.
– Это что такое? – нахмурился хозяин.
– А это шеф-повар, этот… Хун Чан Вэй, что ли. Он составил счет. В общем, подсчитал убытки от…
– От моих роскошеств, – договорил Каллиник. – Ну-ка дай сюда, Гена. Н-да… – Он почесал в затылке и произнес почти весело: – Ну что, будем считать, что я купил себе новый джип и разбил его о дерево. Ремонту не подлежит. Ладно… ничего страшного.
«Тем более что ты помирать собрался, а на том свете деньги не нужны», – щелкнуло в моем мозгу. Но вслух я, естественно, этого не сказала.
– Да, – добавил Каллиник, весело взглянув на мои босые ноги, – кстати, Мария, я обещал купить вам туфли. Вам же даже выйти отсюда не в чем. Ладно, поступим проще: Гена, подкати к выходу мою машину, и скатаем в какой-нибудь круглосуточный магазин – купим Маше туфли взамен тех, которые она сломала по моей неуклюжести.
«Сломала по моей неуклюжести» – это была любезность со стороны Владимира, которая не соответствовала истине. Но спорить с таким предложением как-то не принято, да и попросту глупо – особенно когда предложение это сопровождается несколько блеклой и усталой, но в целом доброжелательной улыбкой.
– Да, Владимир… – вдруг произнес Родион, – прежде чем мы уйдем отсюда, не могли бы вы показать нам листок с рисунком кошачьей лапы?
Каллиник помрачнел. Его узкие ноздри дрогнули, но он ничего не сказал, а просто подошел к стоящему в углу сейфу и вынул оттуда роковой рисунок.
– Я обнаружил его приклеенным к этикетке бутылки, которую мне подали, – сумрачно сказал он.
– Да, – отозвался Родион Потапович, рассматривая рисунок сначала так, а потом вооружившись сильной двояковыпуклой лупой. – Интересно, как эти, извиняюсь за выражение, шутники умудрились это сделать?
– Как? А вот так же, как они прицепили бумажку на спину Рейна и закинули такую же в салон семинского авто. Молча.
– Благодарю вас, Владимир Андреевич, – официально сказал Родион, отдавая роковой листок обратно Каллинику, тот было протянул руку, но тут же и отдернул, как будто Родион Потапович подпалил бумагу зажигалкой и владелец ресторана обжегся.
– Оставьте ее у себя, – сказал Каллиник, а потом потер лоб и пробормотал: – Странно… вроде бы нажрался по самое не могу, как говорится, дурняка нарезал на кругленькую сумму… а спать неохота. Ни в одном глазу.
– У меня почему-то тоже, – проговорила я. – Наверное, потому, что босые ноги.
Родион взглянул на меня, кажется, укоризненно, а Владимир махнул рукой и невесело засмеялся:
– Намек понятен, Мария. Такой непринужденный способ вымогательства…