Были два друга

    Мне казалось, что Зимин после «холодного душа», устроенного ему на собрании, образумится. Но этого не случилось.

    Я давно присматриваюсь к Виктору. Он - приметная фигура на нашем курсе. У меня сложилось о нем мнение, как о франте и гордеце. Многие студенты нашего курса, в их числе и Николай, ходят еще в шинелях, в сапогах, гимнастерках или кителях. Все это бывшие фронтовики. Для них, как я заметил, военное обмундирование и орденские колодки на груди - даже своего рода шик. И на фоне серых шинелей Зимин резко выделяется хорошо сшитыми, модными костюмами. Одевается он со вкусом, часто меняет галстуки, носит длинные волосы, зачесанные к затылку. Лицо у него - тонкое, белое, выхоленное. Его можно назвать красивым. Вот только в голубых глазах что-то нагловатое. Он ровесник Николаю. Говорят, что Виктор уже учился в каком-то институте, а отец его работает чуть ли не в министерстве.

    Для большинства студентов и особенно девушек он свой человек. Перед стипендией ребятам занимает деньги, водит их в столовую, угощает хорошими обедами и вином.

    Мне непонятно его предвзятое отношение к Николаю. Они с начала учебного года, как говорится, не сошлись характерами. Виктор иронически смотрит на его солдатское, выцветшее обмундирование и две медали «За отвагу». А у Николая просто не за что купить другую одежду.

    Во время перерыва мы с Николаем стояли у окна. По коридору шел Виктор в окружении своих дружков. Они всегда держатся табунком. Поравнявшись с нами, Зимин глянул в лицо Николая и сквозь зубы процедил:

    - Обличитель!

    Его компания подняла Николая на смех. Он побледнел.

    - Что, правда глаза колет? - спросил он, еле сдерживая себя.

    - Это тебе не пройдет так.

    - Угрожаешь?

    - Слишком велика для тебя честь! - ответил Зимин.

    Николай рванулся было к нему, но я удержал его. В это время раздался звонок, и мы поспешили в аудиторию.

    Николай не записывал лекцию, все время чертил в тетради какие-то узоры.

    - Плюнь ты на Зимина, - шепнул я.

    - Когда-нибудь морду ему набью, - ответил он.

    - Это будет глупо.

    - Ну и что же.

    В конце лекции Николаю кто-то передал тетрадный лист, сложенный вчетверо. Это была карикатура. За трибуной стоял Николай с взъерошенными волосами в позе оратора и с лицом обезьяны. Внизу надпись: «Обличитель». Николай хотел было порвать карикатуру, потом взял ручку и написал внизу: «Бузотеров обличаю!». Сложил лист и адресовал Зимину.

    1 ноября

    Все видят, что между Горбачевым и Зиминым отношения обостряются с каждым днем. Одни ожидают развязки, другие делают вид, что ничего не произошло, третьи пытаются помирить их. Ребята почти все на стороне Николая, но пока молчат.

    Виктор и его товарищи косятся на меня.

    В нашей группе треть студентов - либо фронтовики, либо производственники, остальные, как и я, пришли в институт после окончания школы. Фронтовики и производственники относятся к нам, как к желторотым юнцам - покровительственно и несколько пренебрежительно. Мы, в свою очередь, смотрим на них, как на «стариков». У них своя компания, у нас своя «Старички» не вмешиваются в наши дела.

    3 ноября

    Сегодня случилось то, что можно было ожидать и чего я опасался.

    Это произошло неожиданно после окончания, лекции, когда аудитория почти опустела. Мы с Николаем направились к выходу. У двери стоял Зимин. Когда мимо него проходил Николай, Зимин что-то сказал ему. Что именно - я не расслышал. Николай вспыхнул и влепил Зимину пощечину. Тот пустил в ход кулаки. Я бросился разнимать. Меня кто-то больно ударил в бок, и я отскочил в сторону. Николай сбил с ног Зимина и оседлал его на полу. Брусков и я кинулись к ним. Зимина дружки потащили за собой, очевидно, жаловаться директору. Мы остались, ожидая приглашения к начальству.

    - Зачем ты сделал это? - спросил я у Николая.

    Он не ответил.

    - Но ты понимаешь, что наделал?! Тебя могут исключить из института.

    - Пусть.

    Тут вошла секретарша и сказала, что Горбачева вызывает директор. Поджав накрашенные губы, она холодно посмотрела на Николая.

    Володя Брусков и я пошли вместе с ним. Директор - пожилой, с бледным нервным лицом - взволнованно ходил по кабинету. У стола в кресле сидел Зимин, зажав платочком окровавленный нос. Возле него стоял Струков. На диване сидел Жора Милехин.

    - Черт знает что! Хулиганство! Как вы посмели? Да у нас такого никогда не бывало, - обрушился на Николая директор.

    - Не кричите, - буркнул Николай.

    - Это что за разговоры! Вы где находитесь! - еще больше разозлился директор.

    - Он оскорбил меня… - начал было Николай.

    - А вы рады поводу подраться? Комсомолец, фронтовик ведет себя, как хулиган. Да вы знаете, что за такие дела исключают из института? За это судить надо.

    - Доведем и до суда, - сказал Струков. - А на собрании ортодокса из себя строил.

    Николай кинул в его сторону злой взгляд.

    - Я кровью добыл право учиться, - сказал он.

    - Правильно - поддержал Брусков.

    - Тоже мне защитник нашелся, - процедил сквозь зубы Струков.

    Милехин усмехнулся:

    - Да, комсорг отличился. - Помолчал, о чем-то думая. - Что же, Горбачев, делать с тобой, а?

    - Делайте теперь, что хотите, - ответил Николай.