Был ли Пушкин Дон Жуаном?

Где скрылись ханы? Где гарем?
Кругом все тихо и уныло,
Все изменилось!.. Но не тем
В то время сердце полно было:
Дыханье роз, фонтанов шум
Влекли к невольному забвенью;
Невольно предавался ум
Неизъяснимому волненью,
И по дворцу летучей тенью
Мелькала дева предо мной!
…………………………………………
Чью тень, о други, видел я?
Скажите мне: чей образ нежный
Тогда преследовал меня
Неотразимый, неизбежный?
Марии ль чиста душа
Явилась мне или Зарема
Средь опустелого гарема.
Я помню столь же милый взгляд
И красоту еще земную…
Все думы сердца к ней летят;
Об ней в изгнании тоскую…
Безумец! Полно! перестань,
Не оживляй тоски напрасной
Заплачена тобою дань. —
Опомнись! Долго ль, узник томный,
Тебе оковы лобызать,
И в свете лирою нескромной
Свое безумство разглашать.

Эта строки полностью подтверждают мое предположение, что именно о Елене Раевской говорил Пушкин в своем письме, как о женщине, «в которую он был долго и глупо влюблен». Сравните выделенные мной строки в послесловии к «Бахчисарайскому фонтану» с стихотворением, посвященном Елене Раевской. Одни и те же поэтические образы, говорящие о милой, нежной прекрасной, но преждевременно уходящей из жизни девушке. Только о Елене Раевской поэт мог сказать «…и красоту еще земную». Я считаю, что весь «любовный бред» в «Бахчисарайском фонтане», все образы крымских элегий поэта, все его переживания по поводу их напечатания относятся к Елене Раевской, скромной, нежной, поэтической натуре. Пушкин, ухаживая за всеми сестрами, питал к Елене, видимо, какое-то особенное чувство, которое было известно и самой девушке, и ее сестрам.

Душевная близость между поэтом и Еленой вызывала их ревность, особенно это чувство было заметно у порывистой и юной Марии. Да и не мог Пушкин серьезно влюбиться в них, потому что их снисходительное отношение к поэту было явно заметно и ущемляло его гордость. Первый биограф Пушкина П. И. Бартенев писал: «Нам случалось беседовать с княгиней М. Н. Волконской и Ек. Н. Орловой (урожденными Раевскими). Обе они отзывались о Пушкине с улыбкой некоторого пренебрежения и говорили, что в Каменке восхищались его стихами, но ему самому не придавали никакого значения. Пушкина это огорчало и приводило в досаду». (Каменка – имение родственников Раевских, Давыдовых, где поэт гостил в начале 1821 года).

Зная необыкновенную обидчивость поэта, его крайнюю гордость, как свойство его истерического характера, вряд ли его легкий флирт с Марией и Екатериной Раевскими мог перерасти в сильное и нежное чувство. Там, быть может, поэт окончательно расстался с Еленой, но мысль о ней, жгучая и терзающая сердце «идеальная» любовь, постоянно сопровождала Пушкина. Именно в Каменке поэт написал элегию «Редеет облаков…» и стихотворение «Увы! Зачем она блистает…», как бы в прощание со своим «нежным» идеалом. А 22 февраля поэт, трагически переживая свою романтическую любовь, создает шедевр психологической лирики:

Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты,
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.

Мы увидим, как в дальнейшем Пушкин пытался вырваться из плена «чувствительности» и бросился в мир сексуальных страстей. Но какие-то волны воспоминаний постоянно накатывали на поэта. Его постоянно, в течение трех лет, терзала мысль о прекрасной девушке, чья душа была созвучна его душе, и к которой он испытал необычное для его эротического характера «петрарковское» чувство.

Почти через год после встречи с Раевскими, летом 1821 года, жгучее воспоминание о любви, перенесенной в прошлые годы, которая, скорее всего, была разделена Еленой Раевской, вновь потрясло сердце поэта. В июле 1821 года все семейство Раевских, а так же родственники его, Давыдовы, приехали в гости в Кишинев к М. Ф. Орлову, мужу Екатерины Раевской. Пушкин также встретился с любимым семейством и любимыми девушками. Через месяц, в минуты сильного возбуждения его «чувствительности» под впечатлением от новой встречи, Пушкин подряд 23 и 24 августа написал сразу две элегии, проникнутые искренними чувствами, которые удивительно правдиво описывают его встречи.