Буря и натиск

— Ты говори, да не заговаривайся! — рыкнул Козелок. — Об наших исконных ценностях не сметь так отзываться!

— А ты что ли запрещаешь?

— Эй, хорош! — проревел Веник.

— Не шумим, мужики, — поддержал его Огрызок. — На завтра гоб-рестлинг организуют, поэтому чтоб парок выпустить — выходите в круг.

— Много чести, — проворчал Козелок, исподлобья посмотрев на Крота. — Эй, кобылка зеленая, твое счастье, что тебя тут никто не учит уму-разуму!

— Твое счастье, — ответил Крот.

— Сядь! — Огрызок сомкнул свою лапищу на локте Козелка. Брехун опустил зад обратно, где был.

— Эй, послушайте… не, чего пишут, сбрендить можно, точно так… — Хилый вынырнул оттуда, где был все последнее время, и потряс газетой. Глазешки сверкали за стеклами очков. Хотя оправа была грязной, сами линзы ботаник держал чистехонькими. — Праздник какой-то! Я думал, что сочиняют, но так и есть!

— Откуда ты это дерьмо взял? — спросил Козелок, кивая на стопку газет. — Совсем вы, очкарики, без этого не можете, да? Тьфу!

— Мы, очкарики, любим информацию, — ответил Хилый.

— Вот же, етить твою мать! — отозвался Веник. — Вечно скажет, как в лужу пернет! Чего ты там любишь? Извращенец, что ли?

— Сам ты! Информация, сведения, данные, знания!

— Так бы и сказал! — буркнул Козелок.

— Именно так я и сказал.

— Ты по-эльфьи, что ли, читаешь? — удивился Огрызок.

— Алё! Я, по-моему, уже говорил! До войнушки я был отнюдь не чета вам, парни. Так что мне их писульки читать, как два пальца… Эти газеты были в шкафчике, в одной из пулеметных башенок. Самая свежая пятидневной давности, нечто вроде боевого листка. Называется «Вечный Свет».

— Вечное Дерьмо, — тут же переделал Козелок.

Крот перевернулся на своем спальнике на правый бок, подпер голову рукой.

Хилый пробежал глазами статью на первой полосе.

— Тут пишут о том, как войнушка идет, как эльфы побеждают, несмотря на ярость захватчиков и проклятых оккупантов…

— Ни хрена себе, — сказала Веник.

— Чистой воды пропаганда, — отозвался Хилый. — Вот тут… «…и тогда самый высокий из них, громадный головорез махнул рукой. Его подручные-мясники штыками погнали сбившихся в кучу детей и стариков к большому деревянному сараю. В жаркий день он выглядел еще более сухим и хрупким. Достаточно было одной-единственной спички, чтобы он вспыхнул. И гоблины это хорошо знали. Они гнали полсотни уже избитых и изнасилованных пленников ударами прикладов и уколами штык-ножей, хохотали над упавшими, пинали их ботинками и плевали на головы. Одну женщину схватили за прекрасные светлые волосы и подняли над землей, предложив выбор: либо она идет вместе со всеми, либо ею будут пользоваться все грязные звери в этой роте, называющие себя разумными существами. Она выбрала первое, чтобы сохранить честь. В ответ на мольбы не убивать хотя бы детей гоблины только хохотали и плевались. Один даже помочился на ползающего перед ним эльфа и велел ему уматывать к другим. Командир отдал приказ, и экзекуция началась. Какой невероятной жестокостью надо обладать, чтобы сделать такое? Разум не в состоянии вместить в себя этот ужас. Нам остается только плакать и проклинать изуверов, пришедших на нашу землю. Они явились сюда, чтобы грабить, убивать и насиловать, эти грязные звери, у которых нет в жизни ничего, кроме стремления уничтожать красоту, гармонию и добро. Кто вернет нам загубленные души наших соплеменников? Кто ответит за кровь невинных? В тот день никто не мог остановить злодейство. В тот день. Но однажды все изменится, и гоблинские палачи получат по заслугам…