Совершенно не пользовались спросом конструкции, стреляющие палочкой с резиновым наконечником. Было два таких пистолета: пластмассовый – вольный перепев браунинга и жестяной двуствольный «дерринджер» (на упаковочной коробке изображался румяный дебил в буденновке). Инструкция по эксплуатации предписывала строгий ритуал заряжания с особыми предосторожностями, поправ которые неловкий ребенок мог повредить себе глаз. Пружины в пистолете были настолько тщедушны, что выталкивали палочку метра на два. Набалдашник из паршивой резины ни к чему не присасывался, хоть это и обещалось. Он, даже послюнявленный, не прилеплялся к идеальному кафельному покрытию. Только если взять палочку в руку и самому вколотить ее в стену. Нашлепки все равно стаскивались, а палочки заострялись кухонным ножом – для большей их опасности. Но это была жалкая симуляция: уж лучше было стрелять из рогатки.
Мы четко осознавали условность игрушки и потому не предъявляли к ней особых требований. Смешны потуги игрушечного пистолета тягаться с боевым, особенно в стремлении изрыгнуть из себя снаряд.
Впрочем, крайне ценилось сходство с настоящим оружием. Однажды я обнаружил в непроходимых кустах сирени чей-то тайник. Там был черный наган, сделанный из редкого для игрушек материала: дерева и металла. И высшим комплиментом находке было сказанное каким-то прохожим дядькой: «А что это у вас за револьвер, ребята, не мелкокалиберный ли?»
У меня, к сожалению, не было игрушечного пистолета Макарова – полностью стального, без искажения пропорций повторяющего формы известного табельного оружия, причем настолько хорошо, что игрушку даже сняли с производства из-за связанной с ней уголовщины. Пистолет одним видом успешно пугал жертву. Его нужно было только перекрасить должным образом. Ходили слухи, что первый выпуск этих пистолетов был с настоящим стволом и механизмом. Класса до шестого я верил, что однажды найду такой «Макаров»…
А потом пистолеты как-то внезапно кончились: мы перестали играть в войну, а заодно – и в самоубийц.
Последний раз я застрелился во сне, уже взрослым человеком. Вначале был довольно болезненный удар в висок, затем лицо начало коченеть. Окостенел подбородок, онемел рот, потерял чувствительность язык. Лицо было смерзшейся тяжестью, как январская земля. Неожиданно моя голова начала крошиться и рассыпаться, словно была из пересохшей глины. Когда череп осыпался, осталась только моя вполне живая удивленная мысль: «Надо же, все-таки застрелился…»
Убийство оружия
В начале двухтысячных я впервые увидел в оружейных магазинах «мертвецов». До того появилось оружие «надувное». Аналогия с секс-шопом напрашивалась сама. Газовые пистолеты и револьверы, повторяющие формы и пропорции своих настоящих огнестрельных собратьев, так же походили на оружие, как надувная растопыренная баба на настоящую живую женщину. Все это газовое и пневматическое изобилие навевало чертовское уныние. «Надувные» пистолеты даже пахли пошлым резиновым парфюмом, а не «человеческим» масляно-пороховым духом. Они напоминали глянцевую молодежь – шеренги селекционных кастратов, когда-то из гуманизма лишенных признаков пола и убивающей силы. Но даже эти, «надувные», еще были живыми – одушевленными слезоточивым газом или «пневмой».
Единственными представителями благородного оружейного сословия были гладкоствольные ружья – двуствольные, помповые, магазинные. Среди них аристократами красовались нарезные карабины – десятизарядные СКС…
И вот среди «ижей», «тулок», браунингов, ремингтонов и винчестеров появились «мертвецы». Они выглядели как живые: великолепный пулемет «льюис», герой Гражданской войны, отставные советские ветераны – ручной пулемет Дегтярева, автомат ППШ и «мосинка» – великие и скромные трудяги войны, родные до слез. Были наган, революционный «товарищ Маузер» в лакированной, похожей на протез ноги, кобуре, пистолет ТТ и даже обрусевший немецкий пистолет-пулемет Фольмера, именуемый в народе шмайсером – он тоже там был.
Помню радостное изумление. «Это что же?» – спросил я у продавца. – «Настоящие?» – «Настоящие». – «Продаются?» – «Да», – тот подтвердил. Лениво, равнодушно.
Тогда законодательство меняло шкуру раз в полугодие. Я на миг поверил, что просто прозевал поправки к закону об оружии. Ведь в той же Прибалтике боевые пистолеты доступны обычным людям…
Я глянул на ценники. Они скалили зубы. По всем меркам – дороговато. Но ведь маузер, ППШ, «максим» – культовое оружие, рок-звезды великих войн. Наверное, государство поиздержалось и решило уступить гражданам складские излишки… Правильный ход, давно пора…
«По охотбилету?» – уточнил я. – «Нет, в свободной продаже». – «В свободной? Нарезное? Короткоствольное? Автоматическое?» – я не поверил. – «Так они же не работают, – пояснил продавец. – Там стволы высверлены и залиты, и механика вся вынута. Называется ММГ – макеты массогабаритные».