Если мы имеем какую надежду на спасение, то лишь в силу искупления, совершенного Христом; если есть у нас какая радость, она исходит от креста Христова… Если бы не искупительная жертва Христа, мы бы жили под бременем вины и стыда, осужденные перед Богом.[200]
В заключение автор приводит слова одного отца, обращенные к сыну по имени Чад: «Вот что я вручаю моему младшему сыну и что должно стать источником его надежды: Иисус, совершенный и праведный Сын Божий, умер за его грехи. Иисус взял на себя его наказание, он перенес на себе весь гнев Божий, когда висел на кресте, чтобы такие люди, как Чад и его грешный отец, могли получить полное прощение».[201]
Такое понимание входит в более полный богословский «комплект» идей: все мы грешники, и, чтобы простить наши грехи, Богу понадобилась заместительная жертва. Но обычный человек не мог стать такой жертвой, потому что и он грешен и потому способен умереть разве что за свои собственные грехи. Поэтому такой жертвой должен был стать совершенный человек. Только Иисус, будучи не просто человеком, но одновременно и Сыном Божьим, был совершенной жертвой без пятна и порока. Только его заместительная смерть сделала прощение возможным.
Многие люди полагают, что именно таково ортодоксальное, а потому и «официальное», христианское понимание смерти Иисуса; так считают даже те члены церкви и стоящие вне ее люди, кому трудно принять такое объяснение. Поэтому нам важно понять, что это не единственно возможное христианское понимание смерти Иисуса. Лишь через тысячу лет оно получило всеобщее распространение.
В разработанном виде это учение впервые было изложено в 1097 году в книге Ансельма Кентерберийского. Постепенно оно заняло центральное место в средневековом христианском богословии и в целом было усвоено Реформацией. Протестантизму оно помогало утверждать радикальную природу благодати: через смерть Иисуса Бог упразднил систему законов и правил, всего того, что отделяло человека от Бога. По иронии судьбы вскоре у многих протестантов появилась новая система законов и правил: мы должны верить в то, что получаем оправдание через веру в смерть Иисуса за наши грехи. Радикальная благодать стала благодатью, зависящей от определенных условий. А в последнем случае это уже не благодать.
Но когда мы воспринимаем смерть Иисуса прежде всего в рамках представлений о заместительном искуплении, мы уходим далеко в сторону от Нового Завета. Как ни странно, рассказывая о смерти Иисуса, Марк ничего не говорит об искупительной жертве. В других евангелиях мы можем найти эту идею лишь в том случае, если будем их читать с уже сложившимися представлениями об искуплении.
Конечно, некоторые авторы Нового Завета, в том числе Павел, используют образ жертвы. Но это лишь одна из многих метафор, на которые они опираются, говоря о смысле смерти Иисуса. Приведу пример некоторых иных образов.[202]
• Крест означает, что система господства сказала свое «нет» Иисусу (соответственно, воскресение — это Божье «да» Иисусу и Божье «нет» властям, которые его убили).
• Крест как путь преображения: мы преображаемся, когда умираем и воскресаем со Христом.
• Крест как откровение о силе Божьей любви к нам. Это не история о принесении человеческой жертвы Богу Судье, но притча о безграничном Божьем милосердии.
Во всех этих трех примерах представление о заместительной жертве отсутствует. Более того, важно понимать, что образ жертвы сам по себе не обязательно указывает на
В Библии жертва прежде всего имеет смысл дара и трапезы. Одарить кого-либо и разделить с ним еду было классическим средством примирения после разрыва отношений — будь то отношения с человеком или с Богом. Дар, принесенный Богу, становится священным (именно об этом говорит корень английского слова «жертвовать» —