Бунин, Дзержинский и Я

Король Неаполитанский вчера в Главном штабе имел большой разговор. Он уже который раз говорит, что слишком длинные переходы губят кавалерию. Лошади истощены, они не способны идти ускоренным аллюром, и потому зачастую наши атаки не приносят нам победы. Кормят лошадей зеленой рожью и пшеницей, они болеют. Я все о лошадях и о лошадях – я ведь в кавалерии.

Не могу понять этих людей. Нигде подобного я не встречал, чтобы человек сжигал собственный дом. Но если бы горел один дом – горят целые поселения, окутанные черным горьким дымом. С содроганием смотрю на эти пожарища – здесь была жизнь, сейчас она превратилась в пепел. Они умудряются жечь даже поспевающие хлеба. Мы идем по выжженной земле. Мюрат рассказывает, что подобную тактику практикуют испанские партизаны. Неужели и здесь мы получим еще одну «испанскую язву»? Не хочу об этом думать.

На пути к Смоленску лежит город Красный Мы его миновать не могли. 15 августа в три часа дня мы увидели Красный, состоящий из деревянных домиков. Какой-то русский полк хотел его защитить от нас, но мы взяли город и увидели, как отступали русские пехотинцы. Наша кавалерия завязала бой. Мы захватили семь пушек, зарядные ящики и прочие трофеи. Орудия, отбитые у русских, были переданы гвардии. Император приказал хранить эти первые трофеи кампании. Император понял – и это потом подтвердила разведка, – что русская дивизия и казаки не ожидали натиска такой силы кавалерии Короля Неаполитанского. Однако выдержка русских была велика, они доблестно защищались. Это все мы признали.

Я подъехал к глубокому оврагу, заросшему низкими березами и кустарником. Глянул и подумал: счастье, что не остался лежать здесь, как некоторые мои товарищи. Не хотел бы я погибнуть у этого города…

Ура! Праздник. День рождения императора. Ликование было во всех корпусах. Но отличился наш. Командующий приказал мне приготовить салют из 100 пушек. С порохом плохо, но мы постарались со штабом Нея, и салют удался на славу – мы разрядили все сто пушек. Император начал отчитывать нашего командующего, но тот не растерялся, сказав, что порох отбили у русских.

Праздник праздником, но император и все мы спешим в Смоленск. Отдан приказ всем корпусам ускорить движение и подойти к Смоленску раньше русской армии.

Бой под Смоленском начался 16 августа. Перед нами был старый, похожий на испанскую крепость город на берегу Днепра. В Главном штабе заблаговременно озаботились данными об этом городе. Мы знаем, что он хорошо укреплен, имеет толстые крепостные стены, 30 башен вооружены орудиями. Хорошо защищен и Кремль. В штабе пришли к выводу, что штурм будет долгим и упорным. Первый день прошел в артиллерийской перестрелке и небольших атаках. Император и здесь не изменил своему правилу: произвел накануне разведку во всех окрестностях. С утра обложили город вплотную. Неожиданно поступило сообщение: русские выводят войска. Было видно, под стенами построились несколько полков, готовых к маршу. Император приказал сжать кольцо и взять в плен неприятеля. Атака была жаркой, но результатов не дала. Русские умирали храбро.

Вчера вечером приказано было поставить орудия для обстрела моста, по которому двигались русские части. Это означало: сражения, на которое так надеялся император, не будет. С этой минуты император смотрит на Смоленск как на препятствие, которое не должно задержать его по дороге на Москву. Поэтому он требовал овладеть городом немедленно и всеми силами. Мюрат же, смелый, но по-умному осторожный, воспротивился этому решению. Он считал, что такое огромное усилие – излишняя роскошь, так как русские сами отступают.

В ответ на предложение императора догнать русских и завязать бой Мюрат резонно ответил, что поскольку они не хотят сражения, то погоня будет слишком долгой и бессмысленной.

– Будем гнаться за ветром в поле! – продолжал свое Мюрат, уходя от императора. И добавил: «Какая кавалерия влезет на крепостные стены!»

Чем кончился их разговор, нам неизвестно, но говорят, Мюрат бросился на колени перед императором и умолял его остановиться.

Но кто остановит того, кто хочет завоевать Москву? Расстроенный Мюрат выскочил от императора и, повторяя заколдованное слово «Москва», помчался туда, где была поставлена наша грозная батарея. Напротив стояли две русские, еще более грозные батареи. Все грохотало и стреляло ежеминутно. Мюрат поскакал в самый центр этого ада, слез с лошади и как вкопанный остался стоять на месте. Стало понятно, что он хотел погибнуть, что ему надоела эта странная война, что она его мучает. И он чувствует ее неудачный конец.

Окружающие просили его вернуться, но он никого не слушал. Тогда генерал Бельяр сказал Мюрату, что его безрассудство может стоить жизни окружающим. И только тогда Мюрат вернулся в лагерь.

Пишу и не верю, что у нас разыгрываются такие драмы.

Смоленск – Вязьма