– Но культурологи и историки новой волны сами создают себе неприятности, когда, отказавшись признавать
– А теперь Джефферсон нанесёт смертельный удар, – с удовольствием произнесла Ким.
– Ким, почему ты говоришь обо всём происходящем как о войне? – спросил я.
– Ой, я слышу недовольный голосок чьего-то маленького зелёного «я», – ответила Ким с сарказмом. – Ну ладно, ладно. Иногда я вхожу в боевой режим первого порядка, понятно? Но ты, Уилбер, сам ничуть не лучше: тебя постоянно заклинивает на этом отвратительном зелёном «давайте все будем друзьями». Так что, приятель, мы оба застряли на первом порядке.
– Супер.
– Дарла ушла навсегда. Это был конец: она сказала, что возвращается к Биллу. Я повесил трубку и вскочил с места, одержимый желанием поскорее убежать из дома родителей в такое место, где никто меня не увидит и не услышит. Я сел на велосипед и поехал. Я ехал и плакал, крутил педали так быстро, как только мог, пытаясь удрать как можно дальше. Я ехал и плакал, крутил педали и всхлипывал. Мои чувства бурлили всё яростнее, моё беззащитное перед окружающим миром тело тряслось. Я просто распадался на части, неконтролируемо рыдал, совершенно и полностью разваливался.
– Но сквозь все эти ощущения отчётливо проступало и набирало силу то, что я могу назвать лишь Любовью – чистой неолицетворённой Любовью, наполнявшей и оживлявшей всё вокруг меня. Она была так велика, что мне сложно было терпеть её и хотелось убежать. Всё вокруг – асфальт, деревья, велосипед, моя собственная дрожащая грудь, мои собственные слёзы, небо – излучало эту любовь. Всё ожило благодаря божественному присутствию, близость которого была мне невыносима.
История Стюарта пригвоздила нас к стульям, и не только потому, что всё, о чем он говорил, так сильно волновало его, а скорее, потому, что всё это было так непохоже на Стюарта, называвшего себя «постапокалиптическим панк-фолк певцом Поколения Иск», брутальным обличителем и летописцем бесчисленных грехов и непомерной мерзости человека. Как позже скажет Хлоя, «старина малыш Стю – последний человек, от которого ожидаешь рассказа о религиозном опыте во время поездки на велосипеде». Но старина малыш Стю, наш дорогой друг Стюарт действительно наткнулся на что-то напоминающее Бога.
Вообще-то, это было похоже на космическое сознание. Вероятно, Стюарт мимоходом познакомился с третьим порядком. Все, кто был в тот вечер у Хэзелтон, подозревали об этом… и поэтому слушали ещё внимательней.
– Внезапно стало совершенно ясно, что во все времена и даже до начала времени существовала эта непреходящая, вечная Любовь, и что моя жизнь и всё, что я называл «реальным», есть лишь унылый картонный сон, иллюзия внутри Реальности. Я увидел, что хотя каждую секунду моей жизни меня омывало это совершенное сияние, эта полная и безусловная Любовь, до сих пор я был спящим зомби. Это была экстатическая близость, слишком сильная, чтобы её терпеть. Я снова и снова пытался собраться, убежать, отгородиться, отвернуться от неё, но я не мог, ведь стоило мне посмотреть в другую сторону, эта Сила уже была там, совсем рядом со мной, внутри меня – она смотрела из меня через мои глаза и на меня из машин, деревьев и моих рук. Её волны уничтожали меня. Моя грудь поднималась и опускалась, я рыдал и ничего не мог делать. Я не мог думать, не мог молиться – не было ничего, кроме этой абсолютной Силы любви.
– Я уже не вспоминал о Дарле, но эта Сила была… есть повсюду. Я до сих пор не знаю, как всё это объяснить. – Стюарт покачал головой, затем неожиданно произнёс, – Но всё, что произошло дальше, было ещё более странно.
– Никаких фактов – только интерпретации, между наукой и поэзией нет разницы, мы не открываем историю, мы изобретаем её. – Джефферсон легко рассмеялся, вышел в центр сцены.
– В подтверждение этих глупостей икона культурологии профессор Грег Денинг (Greg Dening) пишет книгу «Ругательства мистера Блая: страсть, сила и театр на „Баунти“». Будучи историком культуры, Денинг совершенно беззастенчиво объявляет всю