Бумеранг не возвращается

— Нет, Сергей Васильевич, обком в Москву не звонил. Секретарь обкома связался прямо с Гореловым и сказал: «Показывай этому иностранному журналисту все как есть. Плохие стороны не прячь, потому, в каждом деле бывают недостатки. Шапку перед ним не ломай, но и не заносись. Веди себя так, как должно по законам русского гостеприимства. Если он не слепой человек, честный, то увидит, что у нас больше хорошего чем плохого, а если он за тридцать сребреников служит, то… слышал я хорошую узбекскую пословицу: «Собака лает, а караван идет!» Нашего движения вперед никакой клеветой не остановишь. Понял?» Горелов понял. Около трех дней пробыл Эдмонсон в колхозе, жил по очереди то у бригадира животноводческой бригады, то у полевода, то у доярки. Со всеми людьми беседовал, в каждую щель нос совал. Электрическое доение да автопоилки на него особого впечатления не произвели. «Этим, — говорит, — нас не удивишь». Но вот пришел он на собрание работников молочной фермы, на повестке один вопрос — обмен опытом. На этом собрании доярка Евдокия Шатилова рассказывала о том, как она достигла в среднем на каждую корову по четыре с лишним тысячи килограммов удоя. Эдмонсон и спрашивает Евдокию: «Как же вы свои секреты открываете, это же ваш бизнес! Другие вашим секретом воспользуются, удой повысят, тогда вам нормы выработки на трудодень повысят и заработки снизятся!» А Евдокия ему резонно отвечает: «Если общий удой повысится, то и доход колхоза будет больше, и оплата на трудодень будет выше. Стало быть, от этого не одна я, а все наше общество пользу получит». Вот с этого самого выступления Евдокии и началось для Эдмонсона «необычайное». Уезжая из колхоза, он со всеми прощался, благодарил. Колхозники им тоже остались довольны, говорят: «Подишь ты, какой человек душевный!» Один только шофер колхозный остался в расстроенных чувствах, и вот почему: он отвозил Эдмонсона на вокзал. Ему было поручено по дороге завезти к трактористам, работавшим на снегозадержании, ведерко автола. Шофер поставил ведерко в кабину, посадил журналиста и поехал. Сами знаете, дороги проселочные, не очень гладкие, на колдобине плеснуло автолом, и прямо на пальто иностранного гостя. Шофер расстроился, снял с него пальто, расстелил пальто на крыше кабины, бензином тер что было силы, но… так пятно и осталось. Рано утром девятого числа Эдмонсон вернулся в Москву.

— Ну, что скажешь, Степан Федорович? — спросил Каширин.

— Да что тут можно сказать? У меня сегодня семейный праздник, в такой день принято человеку подарки делать, так лучшего подарка я и не желаю! Всегда хорошо на сердце, когда с человека пятно сходит.

Раздался звонок телефона. Полковник взял трубку.

— Полковник Каширин? — услышал он. — С вами говорит Шубина! Парторг института. Звоню я вам по нехорошему и тревожному делу. Прошу заказать пропуска.

— До утра не терпит?! — спросил Каширин.

— И часа не терпит! Пропуск на двоих, мне да Марии Андреевне Крыловой.

— Я сейчас запишу… — сказал Каширин и достал блокнот. — Слушаю, товарищ Шубина.

Он положил трубку и заказал пропуска.

— Ужин, Степан, придется отложить, — и, увидев досаду на лице Никитина, добавил: — Неожиданное дело. Думаю, что по пустяку беспокоить бы не стали, — и, отпустив капитана Гаева домой, сказал: — Пока они приедут, давай, Степан, познакомимся с тем, что пишут буржуазные газеты об исчезновении Гонзалеса.

Полковник открыл сейф и достал несколько иностранных газет.

Между «Советами молодым влюбленным» и красочным «комиксом» в газете «Гондурас Ньюс» выпирали жирные заголовки: «Таинственное исчезновение Мехии Гонзалеса», «Сигареты «Фатум» наводят на след!»

Ниже было краткое сообщение о Гонзалесе, написанное в духе таинственных историй Эдгара По. Статья носила провокационный и в то же время рекламный характер. Одна треть статьи была посвящена Гонзалесу, а две трети сигаретам «Фатум». Длинные уши рекламы автору не удалось спрятать даже за очень приукрашенной историей исчезновения коммерсанта.

Газета «Геральд» под заголовком, напечатанным крупным красным шрифтом, «Исчезновение гондурасского коммерсанта в Москве», напечатала бульварную статейку, полную провокационных намеков.

В ответ на вопрос «Что могло случиться с Мехией Гонзалесом?» марсонвильская газета «Ньюс» тиснула измышления известных детективов. Измышления были тем более смехотворными, что прославленные детективы стремились всерьез продемонстрировать свою профессиональную проницательность.

Никитин уже заканчивал чтение и перевод газетных вырезок, когда дежурный доложил, что в приемной Шубина и Крылова.

Каширин поднялся навстречу, тепло поздоровался и, пригласив их сесть на диван, сам сел в кресло напротив.

— Вы уж меня простите, что потревожила вас, товарищ полковник, в неурочный час, да вот… — Шубина указала на Машеньку, — большая беда у нее… большая… — добавила она.

Покрасневшие и припухшие веки, плотно сжатые губы Крыловой говорили о многом. Украдкой рассматривая Машеньку, Никитин сел немного поодаль.