Бумажный тигр (II. - "Форма")

- Значит, злое божество, - констатировала Графиня с легкой усмешкой, - Надо же. А я полагала, что люди сродни вам – убежденные материалисты!

- Я и был таковым, - серьезно кивнул Пастух, - Пока хорошенько не задумался. Знаете, мне ведь в прошлом и самому приходилось бывать богом. Например, когда я выгрузил первый паровой двигатель для своей лесопильни на одном из Соломоновых островов. Поверьте, когда он заработал, моя божественная мощь была несомненна в глазах местных полли. К тому же, мы с ними редко понимали друг друга, даже когда общались на одном языке. Между нами была такая же пропасть, которая ныне разделяет нас самих с Новым Бангором, пропасть, рожденная несоотносимым могуществом одной из сторон. Однако наше положение не столь уж беспомощно, как может показаться. Мистер Уризель, без сомнения, прав, логика – один из могущественных инструментов в мире, но есть закон не менее могущественный. Воздвигающий и разрушающий империи, уничтожающий народы или возвышающий, изменяющий очертания целых стран… Извечный закон спроса и предложения, господа. Сущность его крайне проста даже для того, кто не читал работу «О природе капитала»[12], и сводится к нехитрой максиме. Предложение и спрос неизбежно найдут друг друга.

- Ну и что же вы намерены предложить Ему взамен на свою душу? – желчно поинтересовался Поэт, - Пару бушелей зерна? Может, стадо хайлендских коров?

- Да уж всяко не груду исписанных стишками салфеток! - огрызнулся Пастух, на миг возвращаясь в привычное обличье, - Вот и вопрос, джентльмены. Он могущественен, но всякое могущество ограничено. Когда у него возникает потребность в том, что лежит за его пределами, наступает время для предложения. В том вся и штука – понять, что ему нужно. Определить цену нашей с вами свободы.

- Значит, вам не терпится заключить сделку с богом?

- И сказал Бог - возьми единственного сына твоего, которого ты любишь, Исаака, и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе. Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака…

Поэт скривился.

- Довольно! Делец, читающий Библию – слишком противоестественное зрелище даже для этого острова!

- Достаточно лишь понять, что мы можем предложить Новому Бангору. Увы, для этого бесполезно читать биржевую колонку «Луженой глотки», Он явно не считает нужным публиковать там свои запросы. Однако должны быть другие способы. Обязаны быть. Если мы их найдем… Вам, мистер Ортона, кажется, не по вкусу моя теория? Что ж, буду только рад выслушать вашу собственную. Уверен, она по-своему примечательна.

- Лучше сперва мою! – внезапно произнесла Графиня, не дав Поэту ответить, - Уверяю, после нее никакая другая уже не покажется вам смешной.

К удивлению доктора Генри, она взяла почти опустошенную винную бутылку и сделала из нее протяжный глоток, прямо из горлышка. Скривилась – едва ли дешевое вино пришлось ей по вкусу – но легко выдержала взгляды сидящих за столом. Даже с некоторым удовольствием, как показалось доктору Генри.

Он подумал, что женщине, наделенной подобной красотой и манерами, не впервые оказываться в центре мужского внимания. Даже в окружении обломков и грязи, сидя на старом стуле, с бутылкой дрянного вина в руке, Графиня все равно выглядела так, будто присутствовала по меньшей мере на званом обеде у министра. Однако, вместе с тем, он замечал и ее переменчивость. То, как легко на ее лице благожелательность сменяется отчужденностью, а человеческая теплота – холодной отстраненной красотой фарфоровой куклы, которая привыкла взирать на мир с высоты каминной полки.

Что в жизни этой женщины должно было произойти, чтоб наделить ее подобными качествами? Доктор Генри этого не знал – его познания о Графине и ее прошлом не простирались за пределы острова.

Она обвела взглядом всех присутствующих, прежде чем начать. Точно арфистка, выжидающая полной тишины в зале для того, чтобы коснуться струн.

- Уважаемый мистер Тармас полагает Его божеством и, хотя мне редко случается разделять его мнение в силу многих причин, в этой ситуации, как ни странно, мы сидим по одну сторону стола – во всех смыслах этого слова. Но это не бог-делец, не рехнувшийся от вседозволенности Плутос[13], ждущий свою сделку, это божество другого порядка. Другого… рода.

- Замечательно. Чего по-настоящему не хватало клубу «Альбион», так это теологического спора… - пробормотал Архитектор, не пытаясь привлечь к себе внимания, однако родив этой репликой еще несколько секунд томительной тишины, в течении которых Графиня собиралась с духом.