Бумажный тигр (II. - "Форма")

- Вы давно перестали быть гостем Нового Бангора. Вы давно стали его частью, частью всемогущего чудовища, которым одержимы. Бангорским Тигром, темной легендой улиц. Превратились в часть существа, которое истово ненавидите. Едва ли ваша собственная участь лучше моей.

Лэйд ожидал, что эти слова разбудят тлеющую внутри ярость. Впрыснут кислород в раскаленную топку, заставив взметнуться раскаленные искры. Но вместо этого ощутил лишь безмерную усталость, тягучую и тяжелую, облепившую душу, точно застаревший вар. Не было злости, не было жара, и ни черта не было.

- Бумажным Тигром, - тихо обронил Лэйд, не узнавая собственного голоса, - Игрушкой Левиафана. Которую Он вытаскивает из дальнего пыльного ящика в те минуты, когда хочет развлечь себя. Но вас, кажется, больше интересует «Альбион». Что ж, я расскажу вам, что случилось с Доктором Генри и его… подопечными, И вы решите сами, кто из нас более заслуживает вашей жалости. Но не сегодня. Мы и так потратили больше времени, чем я предполагал. Завтра. До того, как вы покинете остров.

Уилл поднял на него взгляд. В этом взгляде была усталость, была боль, была растерянность. Но в нем не было того, что должно было быть и что Лэйд надеялся увидеть. В нем не было страха.

- Я не покину остров, мистер Лайвстоун.

- Будете терпеливо дожидаться своей участи? – насмешливо спросил он, - Как теленок ждет прихода мясника?

- Буду, - кратко согласился Уилл, - Я не в силах удою вытащить Левиафана и веревкой схватить за язык его. Я не могу вдеть кольцо в ноздри его. Я слишком слаб, чтобы проколоть иглой его челюсть или взять его себе в рабы. Но я могу сделать то, что бессилен сделать Бангорский Тигр – я могу его выслушать. И если Ему угодно будет возложить на меня наказание – принять его.

- Как бы то ни было, наш уговор еще в силе, - Лэйд поднялся с груды кирпича, поморщившись при виде испачканных брючин, - Это значит, в моем распоряжении остался еще один день. Еще три круга Ада, через которые я обязался вас провести.

- И вы по-прежнему желаете выполнить свое обещание? – недоверчиво спросил Уилл, - Несмотря на…

- Да, - твердо сказал Лэйд, - Весь Хукахука знает, если старый Чабб что-то пообещал, он сдержит слово. Будьте в моей лавке с самого утра – и тогда услышите окончание истории про «Альбион».

Уилл некоторое время молча смотрел на него, но Лэйд впервые не мог сказать, что именно сейчас выражает его лицо. Озадаченность? Опаску? Смущение?

- Я буду там, мистер Лайвстоун, - сказал Уилл и, поколебавшись, негромко добавил, - Спасибо.

Лэйд так и не узнал, с каким выражением Уилл смотрел ему в спину, пока он шел через пустырь, не обращая внимания на шлепающие по лужам ботинки.

Не хотел знать.

***

Парк был крошечный и запущенный, не чета ухоженным скверами Редруфа с их аккуратными аллеями и изящными скамейками на ажурных ножках, скорее, подобие непомерно разросшегося сада, за которым давно не ухаживали. Даже скамейки здесь были старыми, скрипящими и массивными, похожими на навечно бросившие якорь корабли Френсиса Дрейка.

Лэйд сам толком не помнил, как здесь оказался. Ноги, как с ними это часто бывало в те моменты, когда он погружался в мысли, обрели собственную волю, но, вместо того, чтобы направить его кратчайшим путем в лавку, распорядились этой возможностью крайне легкомысленно. Кажется, у них не было четкого плана действий. Они протащили его мимо сверкающих витрин Айронглоу и застывших особняков Редруфа, обвели хитрым маневром вокруг Шипси, не соблазнившись гремящей оттуда вечерней музыкой, и потащили его еще дальше и дальше, пока он наконец не пробудился от размышлений и не восстановил над этими самоуверенными наглецами контроль.

Только тогда, получив возможность оглянуться, он обнаружил, что оказался в дальнем углу Миддлдэка, в крошечном Сомерс-парке. Парк этот волей каких-то неизвестных Лэйду обстоятельств оказался разбит вдалеке от оживленных течений, перемещавших жителей Миддлдэка, и потому почти пустым в любое время суток. Единственными его посетителями, кроме самого Лэйда, были озорные серые птахи, напоминавшие лондонских воробьев, шумно выяснявшие отношения и озабоченно копошащимися в листве.

Их общество не показалось Лэйду навязчивым, напротив. Купив в ближайшей булочной большую еще теплую сдобную булку с изюмом, он устроился на скамье и принялся бросать им крошки – спокойная, расслабляющая работа, прежде казавшееся ему занятием для древних стариков. Спустя минуту птицы уже прыгали в пыли у его ног, возмущенно крича и выхватывая друг у друга самые лакомые крохи. Лэйд с улыбкой смотрел на них свысока, так и не вспомнив, как они называются.

Забавно, подумал он, кроша булку, я прожил на этом острове двадцать пять лет, а так и не удосужился узнать. Не было времени.

И сейчас нету.

Мысли тоже суетились, отталкивая друг друга и гомоня, точно птичья стая, но всякий раз, когда он пытался выхватить одну и хорошенько рассмотреть, остальные начинали немилосердно орать, отчего голова едва не раскалывалась на части.

Уилл. Гравёр из Лондона. Вот та мысль, на которой требовалось сосредоточиться.