Бумажный тигр (II. Форма)

— Нет. Это другое. Здравый разум не отказал ему. Им завладел грех чревоугодия. Начав есть, тяжело отказаться от следующего куска. Увлёкшийся едок знает, что каждый съеденный кусок сверх утолённого голода не пойдёт ему во благо. Отложится тяжестью в животе, образует лишнюю строку в ресторанном счёте, притупит подвижность и интерес. Однако он ест. Не по необходимости, а всего лишь поддавшись упоительно животной страсти поглощать. Отказавшись от покровительства Князя Цепей, Эйнард потерял бы всё, чем жил. А всё, что он потерял, пришлось бы списать, говоря языком лавочников, в безвозвратные потери. Он был сродни пловцу, который, переплывая реку с сильным течением, не отваживается повернуть обратно, с трудом достигнув середины, напротив, считает, что в его положении проще будет плыть до противоположного берега.

— Значит, он не вернул Мортлэйку всего, что причиталось?

— Не вернул, — согласился Лэйд, — Вместо этого он попытался задобрить Князя Цепей, хоть это было так же нелепо, как задобрить чёрную чуму. Эйнард занялся меценатством, списывая немалые деньги из своих доходов на неимущих и сирот. Говорят, подчас выписывал нищим такие чеки, что те в одночасье превращались в богачей. Учредил стипендию для одарённых подростков, открыл две богадельни, сиротский приют, благотворительное общество… Нелепые, никчёмные попытки. Так тучный обжора пытается найти компромисс с собственной совестью, урезая порции или заказывая постную курятину вместо жареной свинины.

— И… как он?

— Эйнард Лоусон? В полном порядке. Насколько я знаю, он сколотил один из самых больших капиталов на острове. В одном только Редруфе у него не меньше шести роскошных ресторанов, в придачу он владеет несколькими гостиницами и по меньшей мере одним банком. Более того, со временем он вложился в угольный бизнес и, поговаривают, поднял только на этом не меньше миллиона фунтов. Ещё у него есть интересы в торговле тростником и копрой, добыче алюминия, страховом деле…

— Я имел в виду не это, мистер Лайвстоун. Как он?

Лэйд промокнул губы сложенной салфеткой. Он не испытывал сытости, полагающейся человеку, закончившему трапезу. Напротив, он был ещё более голоден, чем когда садился за стол. Но вместе с тем он ощущал удовлетворение. Всё было сделано правильно.

— А как может чувствовать себя человек под покровительством дьявола? Мистер Лоусон ныне — почтенный вдовец. Бездетный. Он разбит параличом и почти не двигается, но это, надо думать, не причиняет ему излишне много проблем — у него хватает слуг. После удаления раковой опухоли и большей части желудка он почти не может нормально питаться, весь его рацион составляют протёртая каша и вода. Говорят, он ещё способен слабо видеть одним глазом, но даже на счёт этого нет уверенности — он редко узнаёт окружающих. А ещё говорят, что его немощное тело покрыто гниющими язвами и не засыхающими струпьями, а кости в нём такие хрупкие, что не силах выдержать собственного веса. И всё же этот благородный джентльмен остаётся меценатом в душе. Щедро одаривает золотом благотворительные общества, утверждает стипендии в свою честь, охотно жертвует на искусство. Ещё более щедр он по отношению к своим прежним приятелям, среди которых по какой-то прихоти значусь и я. Для мистера Лайвстоуна открыта бессрочная кредитная линия во всех его заведениях. Я мог бы бесконечно жить в лучших номерах его гостиниц, питаться как герцог и не платить за это ни единой монеты.

— И вы не пользуетесь такими благами? — недоверчиво спросил Уилл.

Лэйд отодвинул от себя испачканную тарелку. За последние полчаса он больше уничтожил еды, чем съел, и теперь перед ним на столе простиралась панорама, больше напоминающее поле битвы. Картина, на которую, без сомнения, не смог бы взглянуть без слёз мистер Хиггс. Растерзанные куски пирогов и надкусанные трюфеля. Раздавленные пирожные и безжалостно препарированные блюда. Небрежно обгрызенные кости и разломанные куски хлеба. Пятна соуса на скатерти и горчичные кляксы. Это выглядело отвратительно — так, точно тут пировала стая стервятников-грифов, а не обедал джентльмен. Но Лэйд осмотрел стол с полным удовлетворением от проделанной работы, несмотря на сосущую пустоту в желудке.

— Отчего же, пользуюсь. Раз в месяц я обедаю здесь, в «Эгерии». Нарочно заказываю самые дорогие и изысканные блюда, даже тогда, когда у меня нет аппетита или мучает изжога. Но редко откусываю больше, чем по одному разу от каждого куска. Я остаюсь голодным, даже когда снимаю с шеи салфетку.

Непонимающий взгляд Уилла скользнул между тарелок с изувеченными произведениями кулинарного искусства. Кружа вокруг них, он точно пытался что-то обнаружить, но натыкался лишь на обгрызенные оливки, куриные кости и кожуру.

— Но какой в этом смысл, мистер Лайвстоун?

Лэйд внимательно посмотрел ему в глаза.

— Чтобы помнить, Уилл. Помнить то, о чём забыл бедняга Эйнард. Иногда животная страсть начинается с самых чистых помыслов, а черта, отделяющая их, может быть тонкой, очень тонкой. Как складка на хорошо выглаженной льняной скатерти.