Бумажный тигр (II. Форма)

— Господи, нет! — вырвалось у Лэйда, — Если губернаторы Нового Бангора и существуют на самом деле, никто не может похвастать тем, что видел их воочию. Скажем так, путём разнообразных и крайне отвратительных практик я нашёл способ прочитать его волю. Волю Князя Цепей, взявшего Эйнарда под свою опеку. Я понял, чего он хочет. На следующий день, зияя свежими прорехами в своей тигриной шкуре, я рассказал об этом Эйнарду. «Хорошая новость, приятель, — сказал я ему, силясь не стучать зубами, — Кажется, вы можете избавиться от покровительства Мортлэйка. Для этого, правда, придётся заплатить цену, но, с учётом вашего положения, старина, эта цена не кажется мне чрезмерной». У него загорелись глаза. Лишившийся спокойствия и сна, терзаемый десятками напастей, этот человек богател не по дням, а по часам, но с каждым днём всё сильнее походил на ожившего мертвеца. Каждый заработанный фунт словно превращался в пиявку, высасывающую его изнутри, подтачивающую некогда здоровое и сильное тело. «Выкладывайте, Чабб! — воскликнул он нетерпеливо, — Клянусь, я заплачу всё до последнего пенни, сколько бы он ни попросил, чеком или монетой!».

Лэйд придвинул к себе блюдечко с миндальным бламанже. Без сомнения, штатный патисье[74] «Эгерии» превзошёл сам себе, сооружая этот десерт. Многослойный, украшенный шоколадной пудрой и апельсиновой цедрой, он горел мягким внутренним светом, точно изысканное украшение, возвышающееся в центре тарелки. Лэйду даже стало его жаль. Но рассказ требовал продолжения.

— «Чтоб выйти из-под покровительства Мортлэйка, вам придётся отдать ему всё, что получили», — сказал я Эйнарду, — «Всё, полученное вами с тех пор, как вы протянули ему руку, вплоть до последней медяшки. Таковы его условия. И я достаточно хорошо знаю Князя Цепей, чтоб утверждать — торговаться он не станет». Эйнард растерялся. Лицо его в ту минуту было похоже на корку лежалого маасдамского сыра — сплошные белые и жёлтые пятна. «Но Чабб… — пробормотал он, — Это не вернёт мне всё то, что я потерял? Я говорю о своей несчастной семье — об искалеченных и погибших детях, о бедной жене, о прочих…» «Не вернёт, — сказал я, быть может, резче, чем следовало, — Мёртвые останутся мертвы, калеки не обретут здоровья, а безумцы — здравомыслия. Все эти люди заплатили свою цену за сделку — вашу сделку, Эйнард. Обеспечили вам покровительство существа, к которому вы имели неосторожность обратиться. Однако в ваших силах спасти тех, кого эта участь ещё не коснулась. Подумайте об этом. Мне кажется, это подходящие условия. Других вы не дождётесь».

— И он…

Лэйд молча раздавил бламанже десертной ложкой. Мягкий крем потёк наружу, превратив изысканный десерт в бесформенную слизкую кляксу. Отвратительно. Настоящее преступление против кулинарии и вкуса. Но Лэйд заставил себя усмехнуться, размазывая крем по тарелке.

— Я уже говорил вам, Уилл. Чревоугодие — это не просто желание набить свой живот. Это тлетворная слабость духа, которая разъедает душу изнутри, не позволяя отказаться от сочного куска, пусть даже в ущерб настоящему и будущему, пусть даже в ущерб собственной бессмертной душе. К своему несчастью, Эйнард был подвержен этому греху. Он попытался торговаться. Со мной, будто я был доверенным лицом Князя Цепей. Предложил двести фунтов стерлингов отступных. Потом триста. И даже пятьсот. Безумец. «Эйнард, — очень холодно сказал я ему, — Кажется, вы всё ещё не поняли, с какой силой заключили договор. Губернатор Мортлэйк — это не благотворительный фонд и не ростовщик, который довольствуется парой звонких монет. Он хочет вернуть обратно всё. И, ради вашего блага, я бы так и поступил». «Ладно, — он стиснул зубы, — Если этот мерзавец хочет платы за свои услуги, я не постою за ценой. Тысячу фунтов!» Я не поверил своим ушам. Обретя возможность снять с себя душившее его проклятье, он пытался торговаться с дьяволом, пытаясь выгадать себе лучшие условия! Он не понимал. Не хотел понимать. А я выглядел глупо, пытаясь ему объяснить. В конце концов я бросил эту затею, оставив его пьяно рыдать в одиночестве. Он вспоминал свои юношеские мечты. Чистые скатерти. Запах сдобы.

— Он… Полагаю, он в некотором смысле повредился в уме?

Лэйд задумчиво коснулся ложечкой бесформенной кремовой кляксы в своей тарелке.