— Скажем так, мистеру Пайплзу не суждено было мучиться, составляя ответ на рекламации по поводу его продукции. На одной из инспекций, когда он в сопровождении ведущих инженеров осматривал своё хозяйство, размышляя, видимо о том, как ещё можно улучшить выход, произошла авария в одной из огромных доменных печей, отчего расплавленная сталь хлынула наружу. Досадная авария из числа тех, что нередко случаются в Коппертауне, особенно там, где не следят должным образом за безопасностью производственной линии. Гробовщикам, готовившим мистера Пайплза в последний путь, пришлось звать на помощь рабочих-металлургов с его завода, но даже те не смогли освободить полностью тело своего хозяина из металла. Говорят, хоронить его пришлось в укреплённом гробу, и то он трещал, едва выдерживая вес мертвеца, а нести его пришлось целой дюжине человек! Как по мне, стальную статую мистера Пайплза стоило бы установить на входе в Коппертаун, чтобы та напоминала господам фабрикантам о нраве Медноликого. Увы, в погоне за выручкой они часто забывают про благоразумие, а это прямой путь к… Простите, кажется, мой рассказ не захватил вас? Я чувствую себя уязвлённым как рассказчик. Ах, вот как… Вы всё ещё продолжаете изучать работниц спичечной фабрики, этих юных и ветреных прелестниц? О, Уилл, не могу корить вас за это, как джентльмен, но подобает ли подобный настрой исследователю?.. Вообразите только, если бы Данте вместо того, чтоб слушать многомудрые душеспасительные рассуждения Вергилия, пялился бы на обнажённых грешниц, которые корчатся в раскалённых могилах, будучи закованы в скалы вниз головой или терзаемы гарпиями! Прошу вас, будьте хоть толику серьёзнее!
— Их лица… — пробормотал Уилл, явно не слушая его, — Вы тоже видите это?
— В чём дело?
— Они будто… Будто вымазаны чем-то. Не могу рассмотреть из-за проклятого смога, но…
— Ах, это. Наверно, перепачкались тянучками или шоколадом, вы же знаете, юные дамы жить не могут без сладкого! На чём я остановился? Ах да, ну конечно. Мне пришёл на ум мистер Гибсон. Тоже делец — и небесталанный. Улучив момент, выгодно купил у разорившегося немца, имя которого я позабыл, патент на изготовление какой-то особенной синтетической нефтяной плёнки. Многоэтилен или что-то вроде того. Превосходная вещь, которая в будущем во многом наверняка вытеснит привычный нам каучук. Этой штукой можно пропитывать дождевики, укреплять покрышки и гальванические кабели, даже изготовлять небьющиеся оконные стёкла! Жаль, что в погоне за техническим прогрессом мистер Гибсон, стремясь поскорее компенсировать понесённые затраты, ввёл на своей фабрике правила, которые показались бы драконовскими даже для островных потогонок, где работают сплошь дикари-полинезийцы. Его рабочие трудились по восемнадцать часов в сутки, получая при этом четыре пенса в день и, сверх того, душеспасительные проповеди от самого мистера Гибсона по церковным праздникам и воскресеньям. Неудивительно, что технологический процесс зачастую нарушался на каждом шагу — люди, еле волочащие от голода ноги, склонны допускать ошибки. Видимо, в какой-то момент ошибок стало слишком много…
Лэйд замолчал, делая вид, будто погрузился в задумчивость. Уилл держался полминуты — вполне приличный срок для человека его возраста и характера.
— Что дальше? Что сталось с владельцем фабрики?
— О, простите, я, кажется, ушёл с головой в мысли. Он стал жертвой собственной беспечности. Отметив как-то раз удачно заключённый контракт, который должен был принести ему самое малое сто тысяч фунтов, мистер Гибсон неосмотрительно выпил три бутылки шампанского на торжественном ужине, после чего перепутал кабину личного лифта с камерой парового пресса.
Уилл ничего не сказал, но его губы образовали небольшое безмолвное «О», что Лэйд счёл подходящей реакцией.
— Странная история вышла, конечно, — нехотя признал он, — Полицейские после этого случае перетрусили всю фабрику, подозревая неладное. Допрашивали работников, особенно смену, которая дежурила в тот злосчастный вечер, грозила им наказанием, тюрьмой… Дело в том, что промышленный паровой пресс — это вам не давилка для вина, он весьма неспешен. Цикл его работы, если не изменяет память, длится четырнадцать минут. Мушкетёры старины Пиля[164] никак не могли поверить, что рабочие вечерней смены на протяжении четырнадцати минут не слышали никаких подозрительных звуков, доносящихся из камеры пресса. А судя по тому, что они там обнаружили, звуков должно было быть достаточно, даже с избытком… Однако никаких прямых улик против них не было и дело пришлось по-тихому прикрыть. Едва ли кто-то в Коппертауне удивился. В конце концов, если вы платите человеку четыре пенса в день, ничего удивительного, что он будет безответственно относиться к своим обязанностям!
— Вы уверены, что к этому был причастен Медноликий? — уточнил Уилл через несколько секунд, нерешительно поглядывая в сторону Лэйда.