Бульвар Постышева

В моём окне промокшие берёзы.
Река и небо цвета одного —
Всё серо! С листьев каплют слёзы,
И мысли где-то в прошлом, далеко.

Прибитый сигаретой к спинке стула,
Я тупо слушаю стук капель за окном.
Я далеко — в лесу, в палатке, с другом,
Нам лет двенадцать — около того.

Намокшая хвоя прилипла к кедам,
Сырой песок и хлеб, и едкий дым…
Но что не говори, то, кто там не был
Тот не бывал, наверно, молодым.

Там наши скалы, сосны, реки, травы.
Там вкус ухи и запахи болот.
Там наш Скукум, там наши переправы,
Которые мы смело брали вброд.

Ещё стоят те камни и деревья
И помнят нас (а как же нас забыть?),
Двух пацанов, что шустро щиплют перья,
Способных из рогатки уток бить.

На лодке ночью, факел светит в воду…
Подводный мир и страшен, и глубок…
Тихонько пробираемся в протоку,
В надежде продырявить щуке бок.

Свеча в бутылке, трубка из коряги,
Транзистор «ВЭФ», клубника ближних дач,
И мы — пираты — вечные бродяги,
Любимцы судеб, баловни удач.

Нет, Наше детство вечно будет с нами!
Где это всё? — Да это не вопрос!
В двенадцать лет становятся друзьями,
И на всю жизнь, и до седых волос!

Ольга

Живёт в Белорусском полесье кудесница леса Ол… Стоп! Не так. Ещё один дубль! Училась в нашем классе девочка, звали её Оля. Оля всем нравилась, и особенно мне. А вот дальше, всё уже как в сказке:

У Оли был такой воздушный воздыхатель Саня Курилов. Ему как-то посчастливилось быть с ней в одном пионерском лагере, и он считал, что знает её теперь лучше других. Он думал, что он романтик, и поэтому надоедал ей своими сладкими разговорами. Я же выбрал тактику другую, как мне тогда казалось, более действенную. На переменах я не давал покоя её косичкам, на уроках шутил более остроумно. Например, её вызовут отвечать, она встанет и отвечает (естественно, к тому времени я уже сидел где-нибудь за её спиной), а я положу на её стул длинную железную линейку, а когда она, ответив, сядет — резко выдерну линейку из-под неё. Нетрудно представить её ощущения, но главное было в том, какой она при этом издавала несуразный вопль. Мне, шалопаю, казалось это забавным. После уроков я своим портфелем выбивал у неё из рук её портфель. А потом и вовсе обнаглел и стал пуляться в её красивые ножки бумажными пульками, надевая на пальцы венгерку вместо рогатки. А как ещё мне было привлечь её внимание? Это Саша Курилов ей все какие-то стишки рассказывал, а я нутром чувствовал, что это не прокатит. Девочки, они же бестолковые, пока не вырастут, а потом поздно будет привлекать внимание — придет пора конкретных действий. Природные инстинкты — щенки сразу должны в своих щенячьих играх определиться, кто будет лидером в стае, когда придёт пора. Вот уж как умели, так и определялись.

В конечном итоге Ольге это надоело, и она пожаловалась своему старшему брату-десятикласснику. Как-то на перемене четверо длинноволосых подошли ко мне и задали пару неприятных вопросов. Я ответил почему-то остроумно, не понимая, с кем разговариваю, но это и спасло. Они посмеялись и всего лишь заперли меня в подсобном помещении уборщицы, где мне пришлось просидеть целый урок меж ведер, тряпок, швабр и вонючего мыла. Саня Курилов был доволен, улыбался, что-то нашёптывал Ольге, а на следующий урок не явился. Оказалось, его кто-то запер в подсобном помещении уборщицы. Больше он уже не решался так нагло улыбаться в мою сторону. А моё «внимание» к однокласснице разгорелось с новой силой.

С её братом мне пришлось встретиться ещё раз, но по другой причине.