У Валерки ноздри расширились, вздрагивают. Пот по всему телу. Темные круги от пота на плавках и бюстгальтере. Черные кудри прилипли к вискам. От жары и духоты было трудно дышать, и Валерка, как ворона, приоткрыла рот и часто дыи На лице чуть заметная полуулыбка.
Канал клипов, на котором я остановил свой выбор, крутил их один за одним. И хоть к поп-музыке отношусь безразлично, на другой не переключал.
Валерка поднялась и подошла к малышу. Наклонилась над ним, краешком простыни вытерла пот со лба. Она стояла ко мне спиной, и ее сильные бедра как два космических астероида, гипнотизировали меня до безмолвия, до глухоты. Валерка наклонилась над сыном еще ниже и как бы непроизвольно шире расставила ноги. Плавки натянулись, и ее бедра-астероиды стали несоразмерно космического объема.
Я тяжело дышал. Я был весь мокрый. Пот тек у меня даже по ушам. Запах полыни хмелил меня, как в детстве. Я потянулся, чтобы подняться, но вдруг зазвонил телефон. Заметил, как у Валерки вздрогнули плечи. Я сел на место. Телефон звонил.
Только внутренним вздрагиванием я реагировал на его звук, но не делал ни одного движения, чтобы поднять трубку.
— Телефон. Разве ты не слышишь? — подала голос Валерка.
— Слышу, — безразлично ответил я.
— Вдруг что-то важное.
— Я в отпуске, и никаких важных дел у меня нет, — спокойно ответил я. Телефон не переставал звонить.
— Можно, я возьму трубку? Вдруг Иванов меня ищет.
— Возьми.
Валерка прошла мимо меня (я чуть не задохнулся от полынного запаха), взяла трубку.
— Да... — мягким глуховатым голосом сказала Валерка. Маленькая пауза и дальше: — Есть. Одну минутку, — протянула мне трубку. — Киностудия.
Мое лицо выражало недовольство. Валерка это заметила.
— Ты будешь разговаривать или нет? — настойчиво спросила она. Я взял трубку.
— Слушаю.
— Добрый день, — донесся из трубки женский голос. — Александр Анатольевич? — уточнил голос.
— Он самый.
— Вас беспокоит ассистент режиссера художественного фильма «Кукла», Людмила Ропат.
— Очень приятно, — банально ответил я.
— Мы хотим пригласить вас на пробы одной роли в нашем фильме, как вы к этому относитесь?
— Отрицательно.
На другом конце провода возникла пауза, потом послышалось что-то невнятное, несвязное:
— Простите... Вы... Я не поняла.
— Я не хочу сниматься в вашем фильме, — четко и ясно определил я свой ответ. Долгая пауза, после чего растерянный голос продолжал:
— Все ясно, но у нас очень интересная роль, поверьте.
— Верю, охотно верю. Но я не хочу! — повторил я.
— В конце концов, деньги платят неплохие, хоть это и государственный фильм, даже очень неплохие, сто пятьдесят долларов съемочный день, — уже более активно наступала ассистентка, точно зная, на какие болезненные точки нажимать.
Теперь я немного замялся (деньги действительно по нашим меркам неплохие), но все же не уступал:
— Уважаемая Людмила, большое спасибо за приглашение. Дело в том, что у меня с сегодняшнего дня отпуск, и я хочу от-дох-нуть! — специально выделив последнее слово, парировал я. — А денег всех не заработаешь, так что еще раз большое спасибо.
На другом конце телефона — уже совсем спокойный голос ассистентки:
— Что ж, очень жаль. Признаюсь честно: режиссер и оператор будут расстроены, тем более что они сами вас предложили.
— А кто это? — скорей по инерции спросил я.
— Режиссер-постановщик Трусов, оператор-постановщик Калачников.
— Анатолий Калачников? — уточнил я, так как был еще один оператор с такой же фамилией.
— Да, Анатолий, — в голосе ассистентки прозвучало удивление моей неожиданной заинтересованностью.
Анатолий — мой друг. Он меня снимал в нескольких фильмах. И все, как говорится, с его легкой подачи. И теперь отказать ему я, конечно, не мог. Окончательно удивив ассистентку своим противоположным ответом, я дал согласие:
— Завтра в одиннадцать часов я буду у вас. Вы согласны?
— Даже очень! — довольно воскликнула ассистентка.
Я откинулся на диван, взял бокал, сделал несколько глотков вина. Оно не было уже таким холодным, как раньше, но вкус тот же: оскомистый, полынный.
— Что-то интересное предложили? — потягивая вино, поинтересовалась Валерка.
— Пробы на роль в фильме.
— Ну вот видишь, а ты не хотел трубку брать.
Сказать, что я почувствовал удовлетворение от предложения сниматься, было бы неверно. Скорее, привкус горьковатого чувства неудовлетворенности овладел мной. Зачем поддался минутной слабости? Это же не что-то срочное и неотложное, что только я один могу решать. Десяток актеров, а то и больше, нашлись бы на эту роль. И хоть я уверен, что мою кандидатуру предложил Анатолий, в моем отказе никакого предательства не было бы. Анатолий тоже, я уверен, понял бы. Так нет — черт за язык дернул. Теперь можно быть уверенным, что никакого отдыха не получится, если, конечно, утвердят на роль.
Отпуск всегда был для меня необъяснимым табу, даже религией. И делить его с чем-то я не хотел. Относился к нему с чувством эгоиста. Он только мой и больше ничей. Его чашу удовольствий я должен выпить до дна.
А после — будь что будет, как пойдет жизнь. Вот поэтому я не был рад, что все-таки согласился на пробы.