То, что сегодня делает с врачами наше государство, — это чистое преступление. Я даже не знаю, как это назвать, это за гранью добра и зла. Врач получает у нас двадцать долларов в месяц. Так возможно ли с него спрашивать? Можно спрашивать только с его души.
Огромное число наших врачей работают за идею. Вообще, я считаю, что наши врачи в смысле человечности — лучшие в мире. Я не беру всю массу медицинского персонала, я говорю о тех, кого называю докторами. Доктора у нас — лучшие в мире.
Но поскольку мораль, как мы видим, у нас на чрезвычайно низком уровне, то это касается и медработников. Они тоже люди, и падение морали точно так же задело их. Кора, подкорка, инстинкты ведь у всех одинаковые. Но, к чести огромного количества врачей, могу сказать, что, несмотря на эти самые двадцать долларов в месяц, они стоят у операционных столов. Они не настолько медицински криминализовались.
Большинство врачей на Западе только за прием берет триста долларов и выписывает тебе аспирин.
У нас медицина все-таки пока человечна, и я очень боюсь, что она может стать по-настоящему западной в моральном смысле.
Положение медиков и учителей в нашей стране просто ужасно. Гаишник, который тоже «бюджетник», тот хоть может просто заниматься поборами (что он и делает) — повышай ему зарплату, не повышай. А врачу или учителю что делать? Но люди, однако, живут. И когда я начинаю об этом думать, то упираюсь в чистый «беспросвет», из которого нет выхода. А что происходит с лекарствами? Катастрофа! Лекарств огромное количество, но сколько они стоят?
О медицине говорить сейчас очень сложно — можно говорить только о голом энтузиазме. Хотя уже появилось это жуткое рвачество… Сегодня если ты не будешь брать какие-то левые деньги или заниматься рвачеством, то ты просто ничего не заработаешь.
Вот что ужасно.
Но как, как иначе врачу заработать те деньги, которых он достоин? Которые хотя бы помогают ему вести нормальное существование, существование которого он достоин. Не дай Бог нашим врачам превратиться во врачей западного типа. Несмотря на высокие знания, технический и научный потенциал, там практическая медицина для многих рядовых граждан — бандитская в прямом смысле. Едва ли не главная цель врачей — вытягивание денег из кармана больного. Рецепты — деньги, лекарства — деньги, посещение врача — бешеные деньги… Да, там есть страховая медицина, это уже стало частью экономики. Но медицина на Западе во многом потеряла человечность. По сравнению с ними мы гораздо более гуманны. Поэтому я не хочу, чтобы в моральном плане наша медицина приблизилась к западной.
Если у нас медицина становится платной (а частично она в обязательном порядке должна быть платной), то врачи должны понимать, что, если я плачу деньги, со мной нужно разговаривать уважительно, а не бежать домой, потому что кончился рабочий день и прием. Врач должен понимать, что его коллега на Западе «пашет» 24 часа в сутки.
Я очень осторожно отношусь к идее создания у нас офисов врачей общей практики. Все здесь зависит от честности врача, от его профессиональных способностей, от его таланта, от отсутствия алчности. Надо учитывать то, что абсолютно порядочных людей, к сожалению, меньшинство. При желании непорядочный врач «обдерет» больного в любом случае. В обычной поликлинике врач находится «под колпаком» у главного врача, у начмеда, у старшей сестры. В офисе он сидит один, здесь его труднее контролировать. Но в то же время нужен семейный врач. Такими врачами практически были и остаются участковые терапевты. Люди, отработавшие на одном участке более пяти лет, обычно оставались на них пожизненно. Они знали не только как зовут каждого человека на участке, но и как зовут их домашних животных.
Все нужно, и страховая медицина, и семейные врачи, но мы все равно будем возвращаться к основанию человеческих отношений, к социально-экономическим вопросам и человеческой порядочности медицинского работника.
Когда я работал врачом, все было проще. Зарплата, впрочем, тоже была мизерная. Мы «не производили материальные ценности» — по советской формулировке. Для того чтобы узаконить рабское положение, как их сегодня называют, «бюджетников», была придумана эта красивая формулировка, что мы, врачи, вместе с учителями, работниками райсобесов и другими не производим материальных ценностей. Рабочий — вот он голова всему, он производит. А мы — нет.
Правда, если мы перестанем лечить и учить, то материальные ценности просто некому будет делать.
И этот чудовищный обман, прикрытый непонятной фразой, работает до сих пор.
Но все-таки тогда, работая на «скорой» через сутки, я мог заработать двести рублей. Тогда это были деньги. Я колотил на две ставки и в перерывах между этим еще и халтурил — делал курсные уколы. Благо, было кому: больные любили, доверяли, давали пятерочки. Мы могли совмещать, подменять… КЗОТ, в общем-то, закрывал глаза на эти «нарушения трудовой дисциплины», смотрел сквозь пальцы.