Читаем Булгаковиада полностью

Через три года после Копеляна умер Панков.

Свою смерть он предрекал, а, может быть, накликал, и умер, как обещал, пятидесяти шести. Место было непредсказуемо – кардиологический центр на улице Пархоменко…

В отличие от Бутона, которого он легко и мягко сыграл в «Мольере», Паша Панков был человеком смелым и отдельно стоящим, ни в чье окружение не входил, а, наоборот, сам оказывался притягательным центром для многих…

Тут вестником смерти подоспел на Невском молодой артист Юра Стоянов, встретил Р. на углу Маяковского и ударил:

– Здравствуйте, Владимир Эммануилович, знаете, умер Панков.

Р., как всегда, «не может быть» и холодеет. «Мещане» – семья в семье, как жить без Тетерева, как жить без Павла Петровича, Паши?..

Без него – другой театр…

И так каждый раз…

Нет, слава богу, не мучился – тромб в сердце.

Вспомнились его детские обиды – обошли Госпремией за «Мещан», не дали родной ему роли Фальстафа…

И опять, как бывает в таких случаях, начальство судит да рядит, с какой сцены хоронить – с Большой ли? Или из буфетного фойе, с завешенными зеркалами?.. Заслуженный ведь, не народный!..

Есть версия, что большой сцены добился сын, работавший где-то среди начальства. Есть и другая. Из Театра комедии, где он работал с Акимовым немало лет, докатился до Фонтанки громкий слух:

– Если они не будут хоронить с Большой сцены, заберем Пашу на Невский, проводим с Большой у себя!..

Ну, так и мы – с Большой…

А тут, после Копеляна, с декорацией все ясно, тем более что «Мольер» больше не идет…

Тогда, в первый раз услышав Гогину просьбу о Копеляне, Кочергин пошел в макетную и уже на лестнице увидел, как это должно быть… Увидел, что бы он сделал, если бы в «Мольере» была еще одна сцена, вслед за той, которой ставил точку Булгаков…

Р и в а л ь (в разрезе). Войдите в положение, господа!.. Разъезд, господа… Спектакль окончен…

Дю Круази тушит люстры, шпагой сбивая свечи…

Последняя свеча гаснет, и сцена погружается во тьму. Выступает свет у распятия.

Сцена открыта, темна и пуста…

Л а г р а н ж. …В десять часов вечера господин де Мольер, исполняя роль Аргана, упал на сцене…

Да, и через темноту медленно, осторожно загораются жирандоли, они едва мерцают сверху донизу…

Посреди пустой сцены помост, на помосте гроб, чуть приподнятый в головах, так, чтобы зал видел бледное лицо умершего…

С колосников по центру спускается широкое черное полотнище, и над мертвым лицом с портрета смотрит на нас живое.

Он жив, наш Мольер.

Подходите по одному, коснитесь рукой тяжелого гроба, посмейте поцеловать мертвое лицо, если он подпустит вас близко, если отважитесь…

Прости нас, Мольер…

Прощай и живи в нас и с нами…

Простите, Ефим Захарыч…

<p>12</p>

Куварин и здесь возражал…

С первой встречи они начали враждовать с Кочергиным, ревнуя к Гоге и борясь за свое представление о том, как одевать сцену.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии