В ряде писем к Б. Булгаков просил брата проследить за слишком вольной интерпретацией его пьес постановщиками и опасался бесконтрольной публикации за границей произведений, запрещенных в СССР. Так, 6 сентября 1929 г. писатель обратился с просьбой «проверить слух о том, что на французском языке появилась якобы моя запрещенная повесть «Собачье сердце»». По счастью, слух оказался ложным, иначе Булгакова на родине могли ожидать крупные неприятности. А 8 мая 1935 г. он требовал от Б. убрать из французского перевода пьесы «Зойкина квартира» двусмысленные фразы из монолога афериста Аметистова, вставленные туда французскими переводчиками: «…Несколько портретов Ленина. Этот славный Ильич… Об этом я вежливо намекнул Сталину… Сталин знает, чем он мне обязан…» Булгаков утверждал: «Абсолютно недопустимо, чтобы имена членов Правительства Союза фигурировали в комедийном тексте и произносились со сцены. Прошу тебя незамедлительно исполнить это мое требование и дать мне, не задерживаясь, телеграмму…» Нельзя не признать, что названные вставки для пьесы были вполне органичны и усиливали ее сатирическое звучание и комедийный эффект. Однако в том мире, в котором жил Булгаков и которого французы до конца не могли понять, произнесение подобных шуток со сцены могло привести к репрессиям против драматурга, даже если он на самом деле и не был автором двусмысленных острот. Интересно, что булгаковские слова из этого письма к Б. о недопустимости произнесения в комедии со сцены имен членов правительства почти буквально совпадают с одной из мотивировок запрета «Батума», переданной режиссером МХАТа В. Г. Сахновским (1886–1945) со ссылкой на «верхи» и занесенной в дневник Е. С. Булгаковой 17 августа 1939 г.:
«Нельзя такое лицо, как И. В. Сталин, делать романтическим героем, нельзя ставить его в выдуманные положения и вкладывать в его уста выдуманные слова». Разумеется, отправляя за четыре года до этого письмо брату, Булгаков не мог думать о такой иронии судьбы.