Бульдоги под ковром

…Началась его работа. В наскоро оборудованной под контору квартире в первом этаже большого и запущенного дома неподалеку от Долма-Бахче. В приемной сидела барышня-машинистка из беженок, в прошлом бестужевка, не успевшая дойти до панели, поскольку ее отец сбежал из Одессы вовремя и не с пустыми руками. В кабинете Басманова стоял большой обшарпанный стол, несколько стульев и, для солидности, желтое шведское бюро с кучей пустых коленкоровых папок. Для выдачи авансов он получил под отчет десять тысяч рублей и право испрашивать впредь сколько потребуется, в зависимости от грядущих успехов.

Тактику вербовки он разработал сам. Первым пяти офицерам, лично им отобранным, Басманов выдал по двадцать рублей и пообещал еще по восемьдесят, если они приведут по пять кандидатов, устраивающих капитана. Жалованье же, чтобы не разжигать излишнего ажиотажа, обещал в двести рублей, намекая, впрочем, что это сумма не окончательная. Но и такие деньги натерпевшимся и изголодавшимся эмигрантам казались совершенно сказочными.

С теми, кого Басманов счел пригодными, поочередно беседовали Новиков, Шульгин и появившийся позже еще один господин с манерами иностранного генерала. Так показалось Басманову из-за его холодности, неулыбчивости и нерусской педантичности, несмотря на безусловно русскую фамилию — Берестин. Разговаривая с волонтерами, он, как заметил капитан, крайне въедливо выяснял послужной список, проявляя странную осведомленность, отдавал предпочтение лицам, имеющим связи и знакомства с начальствующим составом Вооруженных Сил юга России, а также с бывшими офицерами и генералами, служащими ныне в Красной армии. Это наводило на мысль о его причастности к контрразведке, только неизвестно — чьей. Мелькнуло даже в голове: а не большевики ли затеяли какую-то грандиозную провокацию — но Басманов тут же сам себя одернул: и вид у новых хозяев слишком уж небольшевистский, деньгами они сорят неумеренно, да и что за прок большевикам от десятка-другого беглых офицеров?

А вот в голубом мундире господин Берестин, вполне возможно, и хаживал…

Прошедшие окончательное собеседование и не получившие отказа уезжали на автомобиле с одним из «хозяев», и Басманов их больше не видел. Те же, кому отказывали, получали «за беспокойство» по сто рублей под честное офицерское слово хранить в тайне место и содержание разговоров.

Несмотря на это в ближайшие дни слух о том, что некие таинственные личности вербуют офицеров, распространился в эмигрантских кругах весьма широко. Говорили разное, как правило — весьма далекое от всякого правдоподобия.

— Что поделать, вызванное войной падение нравов, — меланхолически отметил Шульгин, не слишком, впрочем, этим фактом огорченный. Да и как скрыть, если заходили вдруг по рукам царские десятки в огромных количествах, кабаки, шашлычные, чебуречные и прочие таверны стали заполнять веселые и возбужденные офицеры, а также и штатские лица, то ли выменивающие, то ли выигрывающие пресловутые десятки, курс лиры в районе проживания русских пошел вверх, так как она внезапно получила «золотой паритет», а проститутки на набережных тоже подняли таксу вдвое-втрое.

В субботу, явившись к восьми на службу, Басманов увидел перед дверями конторы толпу, мало уступающую таковой у посольства.

И ему пришлось сквозь нее проталкиваться, стараясь не замечать то просительных, то наглых лиц соотечественников, не слышать униженных просьб… Явившийся на час позже Шульгин, которого капитан считал своим непосредственным начальником, тоже пробился с трудом, однако велел пускать и выслушивать всех, кроме явных калек и алкоголиков, каковые тоже имелись в избытке.

До обеда Басманов наслушался душещипательных историй и кузьмы-крючковских подвигов в таком количестве, что их хватило бы на десяток выпусков газеты «Русский инвалид». (Следует заметить, что название газеты означает совсем не то, что вы, должно быть, подумали. До революции «инвалид» являлось синонимом понятия «ветеран». И только.)

А в три часа пополудни внезапно появился офицер английской морской пехоты в сопровождении вооруженного наряда. Басманов слегка растерялся, не зная, как себя вести, но в конторе, по счастью, оказался сменивший Шульгина Новиков. На великолепном английском пригласил майора в кабинет, попросив Басманова продолжать работу. Через полчаса англичанин вышел раскрасневшийся, явно удовлетворенный полученными объяснениями и новым знакомством, пожал на прощание капитану руку, отдал честь и удалился. А морские пехотинцы остались наводить порядок в очереди.

Однако за вечерним хересом Шульгин сказал, что лавочку пора сворачивать.

— Сто двенадцать человек. Думаю, вполне достаточно. Или до полутора сотен дотянем? Тогда завтра последний день — и все. Отбирайте самых-самых… Впрочем, сливки мы уже сняли. В общем, сами смотрите…