Бульдоги под ковром

Новикову пришлось согласиться. Он мог бы, конечно, попытаться раскрутить Алексея, добиться от него методом психоанализа более подробного и откровенного ответа, но не стал этого делать. Достаточно уже, особенно после совместного руководства Великой Отечественной войной, он знал и характер Берестина, и все его склонности. Начав жизнь в роли кадрового офицера ВДВ, став впоследствии достаточно преуспевающим художником, Алексей оставался в душе прежде всего военным человеком и, попав в телесную оболочку командарма Маркова, нашел себя как крупный полководец. Само собой, теперь уже смириться с жизнью обывателя, пусть и неограниченно богатого и свободного, он не мог. Мысль о том, что он командовал сотнями тысяч людей, мог принимать и воплощать в жизнь исторические решения, сверлила душу куда сильнее, чем так называемая «несчастная любовь». Да и была ли она на самом деле?

Пересилив себя, Андрей выбрал подходящий момент и спросил:

– Не сочти за нескромность, конечно, но в предвидении всего предстоящего как ты думаешь выходить из положения?

– Какого положения? – не понял Берестин. А Новиков считал, что он среагирует сразу.

– Из того самого. С Ириной. Мне кажется, она себя чувствует очень плохо.

– Да о чем ты?

Новиков постарался как можно деликатнее объяснить, что именно он хотел обсудить с Берестиным.

– Ну, старик… – Алексей изобразил на лице подлинное изумление. – Кажется, с комплексами у тебя тоже не все в порядке. Да, было такое, скрывать не собираюсь, но прошло, прошло… Одно время было трудновато, я на самом деле сильно увлекся. Однако – вовремя опомнился. Ты думал, я на самом деле такой сопливый романтик, как получился в собственных мемуарах? Нет, не совсем… Друг мой Андрюша – извини, что так я тебя называю, но я чуть постарше и повидал много всякого, – разве ты не знаешь, что такое простой строевой лейтенант ВДВ? И я им где-то остаюсь, невзирая на легкий налет интеллигентности.

Ирина меня околдовала, а она это умеет, но как только возник ты и стало понятно, что мне не светит, я без большого труда взял себя в руки. Что ж, ты думал, мужик моих лет будет целый год не спать ночами и лить слезы в подушку? Уже в Москве, в сорок первом, я утешился с Леной… Хорошая была девушка, интересно, как у нее дальше все вышло? – Взгляд Берестина стал грустно-мечтательным. – Одним словом, брат, не бери в голову. Нам с тобой делить нечего. Извини, если по моей вине тебе пришлось еще и из-за такой ерунды волноваться. Ты у нас тоже поклонник Гумилева, так вспомни, что он писал:

…И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во Вселенной,
Скажет: – я не люблю вас —
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти, и не возвращаться больше…

Новиков чувствовал себя крайне неудобно. Нет, что они наконец поговорили и, кажется, подвели черту под создававшей постоянную напряженность проблемой, это хорошо, но у Андрея осталось ощущение, будто Берестин очень спокойно над ним посмеялся.

Мало того, что он дал понять, кто из них пацан, а кто – мужик, так вдобавок заставил Новикова усомниться в своих профессиональных качествах. Какой же ты, мол, психолог, если за год не смог разобраться в пустяковом треугольнике?

Но как раз профессионально Андрей был уверен в своей правоте. И, переведя разговор на нейтральную тему, вскоре откланялся. Берестин не стал его удерживать. Так что осталось не совсем понятно, в чем был истинный смысл их встречи. Вряд ли Алексей позвал его, чтобы просто похвастаться своим «генштабом». Скорее всего он собирался обсудить нечто для себя важное, но разговор с самого начала пошел не по тому руслу. Жаль, если так. Берестин достаточно серьезный человек, и приходящие ему в голову идеи могут иметь далеко не тривиальные последствия.

«Глупею я что-то в последнее время, – думал Новиков, спускаясь по широкому трапу, больше похожему на парадную лестницу Эрмитажа, и нервно постукивая пальцами по перилам. – Совсем нюх потерял».