Бульдоги под ковром

Результат налицо. И достаточно об этом. Выслушай лучше еще несколько стихов, а потом мы обсудим перспективы твоей грядущей карьеры. Я не намерен забыть о тебе и хочу после завершения новой миссии предложить тебе свою прежнюю кафедру…

– Вы что-нибудь знаете о моей… миссии?

– О ней мы поговорим в свое время, а сейчас слушай стихи. Я думаю, они помогут тебе понять еще кое-что важное…

…Лежа на обширном низком ложе, Антон смотрел в круто изогнувшийся над ним купол ночного неба, гораздо более черного, чем на Земле, и усеянного немыслимым количеством звезд, среди которых невозможно было выделить какие-нибудь созвездия, так равномерно и плотно они располагались.

Разговор с Бандар-Бегаваном не принес ни радости, ни успокоения. Скорее даже напротив. То, что ему якобы, по словам Наставника, предстояло сделать на Земле (а откуда, кстати, тот мог знать о содержании Инструкции?), Антону, конечно, понравиться не могло. Ведь кем он был по самой своей сути? Карьерным дипломатом, уроженцем планеты с довольно архаическими традициями, где до сих пор сохранились твердые принципы клановости, своеобразно понимаемой рыцарской чести, сложная философско-этическая система, заменяющая религию. И хотя уже очень давно они, форзейли, входили в Галактическую Конфедерацию, овладели всеми достижениями ее науки и техники, но все равно сохраняли свою неуловимую особость и лучших своих представителей направляли в соответствующие своему генотипу сферы деятельности: в ту же дипломатию, галактическую разведку, психологические службы или отрасли эзотерических и мистических знаний. Антону, например, досталось работать на Земле, и он всегда был этим доволен. Считал, что занимается делом важным и перспективным. Что самым блестящим образом и подтвердилось. Не кому-то еще, а именно ему довелось поставить точку в самом длительном конфликте галактической истории. А теперь вот выяснилось, что все обстоит совсем по-другому…

Не то чтобы его слишком уж сильно волновали моменты идеологические, за время работы он достаточно убедился в относительности всяких принципов и догм, гораздо труднее было принять факт, что он прожил довольно много, не имея понятия, в каком именно мире живет.

Казалось бы, все устроено разумно, прочно, на века, скорее даже – на вечность. За исключением войны с агграми – которая, кстати, никак не отражалась на реальной жизни большинства разумных, населяющих те самые пресловутые Сто миров, ну, может, на самом деле их чуть больше или меньше. Но теперь истинная картина реальной Вселенной должна быть пересмотрена. Если не такова, как казалась, система административно-политическая – а она изображалась как единственно возможная для эффективного функционирования объединяющей все планеты и планетные системы Конфедерации, – то отчего не быть иной вообще всей картине мира?

Продолжая размышлять, сопоставляя ставшие известными ему факты и возможные их интерпретации, Антон незаметно погружался в сон. Но чем-то это засыпание тоже отличалось от обычного.

Казалось, что он как раз не погружается, а, наоборот, воспаряет в бездонную высь ночного небосвода. И так же, как в космосе, направления вверх и вниз потеряли свой смысл, и ему показалось, что началось стремительное падение, тут же перешедшее в горизонтальный полет среди звезд, по всем направлениям сразу. Будто его локализованный внутри черепной коробки мозг превратился в облако газа или плазмы и со световой скоростью распыляется в межзвездном вакууме.

Сохраняя какое-то остаточное самоощущение, он даже понимал, насколько разреженной становится его личность, разлетающиеся ее фрагменты стремительно теряют связь между собой, начинают словно бы автономное существование. Чем-то это походило на классическую картину Большого Взрыва. И следовательно, переставая быть самим собой, он начал осознавать себя аналогом формирующейся Вселенной.

И как раньше его личность включала в себя знание собственного анатомического устройства, законов, по которым функционирует организм, так теперь Антону стала приоткрываться суть Вселенной, в которую он превращался.

Он никогда не изучал всерьез фундаментальных космогоний, имел представление о физике микро– и макромира примерно на уровне земных читателей популярных журналов, но сейчас свободно понимал то, чему не имелось даже названий.

Без всякого удивления он осознал, что многомерность мира имеет не только абстрактно-теоретический, но и вполне конкретный смысл, и что вся их могущественная Сверхцивилизация в сравнении с этим миром не более чем тонкая пленка плесени на предметном стекле микроскопа. Возможно, тоже убежденная в своей значительности и вполне самодостаточная.

Следующим этапом постижения стало ощущение пронзающей и связывающей этот мир, эту Гипервселенную гигантской сети, равно похожей на структуру мозга и нервной системы человека и на устройство чудовищных размеров компьютера.