Бульдоги под ковром

За время его отсутствия положение Председателя значительно, почти катастрофически ухудшилось. Его практически отстранили от реальной деятельности, пусть даже номинально он еще занимал должность, сохраняя весь набор прав и благ, но реально ощущал себя уже ступившим на «путь просветления». Кабинет референта занимал довольно несимпатичный псевдогуманоид, который вел себя, по меркам Департамента, почти вызывающе. Во всяком случае, с дипломатами такого ранга, как Антон, мелкие чиновники Внутренней администрации всегда держались с почтением. А сейчас этот «псевдохомо» только что в носу не ковырял и допустил Антона в кабинет лишь после нудного и бестолкового «предварительного собеседования».

Антон разозлился до зуда в кончиках пальцев и вошел к профессору в хорошем бойцовском настроении.

Вид шеф-атташе, загорелого, разгоряченного конфликтным диалогом, плохо вписывался в интерьер покоев Председателя, проникнутый апатией, меланхолическим смирением и ароматом успокаивающих трав.

– Считайте, что мы уже победили, Учитель, – приподнятым тоном сообщил Антон после положенных приветствий. – Все документы и ментаграммы у меня здесь, – он коснулся верхних складок форменного плаща. – И мне интересно будет наблюдать за реакцией членов Совета, когда они соберутся для вынесения своего вердикта!

В ответ он получил вялый отстраняющий жест.

– Не надо. Я не хочу ничего знать. Ты представишь отчет, или что там у тебя есть, и пусть случится то, что должно. В меру наших заслуг и нашей вины. Я контрассигную твою официальную, адресованную на мое имя записку, в остальном будь волен в своих поступках. И не говори мне ничего. Я тебе не судья и не соучастник…

– О вине не может быть и речи, совсем наоборот… – Он хотел достучаться до былого профессора, самоуверенного, даже агрессивного, автора многих эпохальных трудов с эпатирующими посылками и скандальными выводами, но видел перед собой старца с потухшим взглядом. И после того, как Бандар-Бегаван движением руки поставил между собой и верным учеником туманную, почти непрозрачную завесу, Антону оставалось только откланяться, изобразив на прощание фигуру крайнего разочарования.

«Что же еще могло случиться после того разговора? – недоумевал он, спускаясь по знакомой лестнице. – Старик сломан, будто его уже подвергли публичному покаянию. Но это невозможно. Будь мы на Земле, я решил бы, что его кабинет прослушивается, а самого загружают наркотиками… Но здесь такого последнюю тысячу лет не бывало, если я хоть что-нибудь знаю о процедуре… Что ж, пусть даже так. Вообразим, что я по-прежнему окружен агграми, вдобавок уже проникшими в Совет и в Департамент соответствия… проиграть им сейчас было бы совсем унизительно… – И Антон усмехнулся некстати родившейся мысли: —Уж тогда-то Шульгин окончательно поймет, кто из нас дурак…»

Это воспоминание о Шульгине в такой момент его даже несколько позабавило – как же глубоко он погружен в земные реалии, если и сейчас, в роковой, по-настоящему критический момент, придает значение мнению человека. А ведь оно должно волновать его куда меньше, чем египетского фараона, – точка зрения раба на необходимость строительства пирамиды.

Возвратившись в отведенное ему гостевое бунгало, Антон первым делом погрузился в горячую, насыщенную радоном и серой воду высеченного в нефритовой скале бассейна, заставил себя расслабиться и, впадая в транс, подумал, что самоустранение Бандар-Бегавана пойдет скорее всего лишь на пользу их замыслу. Старик не будет связывать инициативу и досаждать пусть и безупречными этически, но неуместными в предстоящей борьбе сентенциями.

Последним волевым усилием он подключился к единой информационной сети «Системы» и растворил свою индивидуальность в доступных ей уровнях интеллекторной сферы.

А ближе к вечеру, когда свирепое экваториальное светило коснулось зубчатой горной гряды, Антон, заряженный физической и нервной энергией, с подсознанием, свободным от тайных сомнений и настроенным на успех во всех своих начинаниях, приступил к делу. Окончательно отринув клановые предрассудки и опираясь на детально проработанный, многократно подстрахованный план.

Мало того, что этот план учитывал все традиции, обычаи и прецеденты вводимых в интригу департаментов и служб, он еще и опирался на богатый опыт европейских бюрократий, восточных деспотий и преступных сообществ Японии и Китая.

Главной же «бомбой» Антон считал реконструированный с помощью Книги, десятков давно выведенных из оборота документов, показаний Ирины и Сильвии «протокол» сговора высших правящих сфер Галактической Конфедерации и Аггрианского союза, который и предопределил на многие века вперед состояние бесконечной бесцельной и, по всем канонам, абсолютно аморальной информационно-психологической войны. Даже намек на возможность оглашения такого документа мог вызвать катастрофические для Совета Ста миров последствия.

И ведь что самое интересное – начиная реализацию своего замысла, Антон и помыслить не мог, какие ему откроются бездны.