Бульдог

Совершил Петр и поездку по мануфактурам. Странное и небывалое до селе дело. Остерман не мог нарадоваться на своего воспитанника, да и другие, кому судьба России не безразлична, смотрели на постепенно возникающие интересы императора с надеждой.

Не чинясь, Петр обходил цеха стараясь вникнуть в процесс производства. Ввергая в ступор окружающих, и поражаясь сам себе, задавал такие вопросы, что все только дивились им. Он и сам не знал, отчего в нем вдруг проснулось желание вникать во все это. А главное, данное занятие ему показалось столь же интересным и волнительным как и… Охота.

Иным и не объяснить то, что он объехал все предприятия расположенные вокруг Санкт–Петербурга. И это несмотря на сырую погоду и распутицу когда передвигаться можно было только верхом, да и то не без труда. Весь обоз расположился во вьюках растянувшегося каравана. Впрочем, о привычности юноши к бивачной жизни уже говорилось и не раз.

После поездки он еще наведался и в мануфактур–коллегию. Он ничуть не стеснялся задавать вопросы и не поленился ознакомиться с целым ворохом документов, стараясь охватить целостность картины промышленного производства империи. Не надеясь на память, выписывал наиболее выделившихся промышленников. Задавал вопросы касательно перспектив развития тех или иных отраслей, о наличии сырья потребного для роста производства и только ли в нем дело. Словом, вникал во все до чего только мог дотянуться, к своему собственному удивлению находя это занятие все более увлекательным.

Так в делах и заботах, перемежаемых учебой, и пролетело время. Оглянуться не успел, а на дворе уже конец мая. Столица постепенно расстраивалась, количество жителей увеличивалось. Все больше народу прохаживается по набережной у зимнего дворца, постепенно становится более шумно. В этой ситуации все же летний дворец куда более предпочтителен, так как дает некое уединение. Опять же просторный парк, с прохладой его аллей.

Как оказалось, дед занимал шесть комнат первого этажа, здесь располагались спальня, с большим камином. Смежными с ней были приемная, для посетителей, она же рабочий кабинет, и… Карцер! Здесь содержались арестованные, судьбами которых занимался сам император. Ну–у дед, силен. Петр конечно же слышал о том, что покойный император присутствовал на множестве допросов, по самым различным делам, но тако–ого не ожидал.

Одна из комнат сильно озадачила Петра. Он конечно же помнил о том, что деда отличала тяга к различным специальностям, он был и плотником, и кораблестроителем, несколько кораблей спроектировал сам, от киля до клотика. Знал кузнечное дело и очень даже мог поработать за наковальней. Обладал знаниями архитектора, землемера, фортификатора… Да чего он только не умел!

И вот еще одна сторона. Вдоль стен стоят какие-то махины,[10] предназначение которых Петру не ясны. Во всяком случае они в значительной мере отличаются от тех, что он видел на мануфактурах и заводах. Массивные деревянные станины, но изукрашенные изящной резьбой и покрытые темным лаком. Напротив каждого из них, на стене стеллажи, на полках и в специальных гнездах разместился различный инструмент. В углу, на полу аккуратно сложен различный материал, тут и деревянные чурбаки, различных пород, кость, есть и медь. На полках лежат и стоят какие-то изделия.

Полное ощущение того, что дед вышел отсюда только что, аккуратно расставив все по своим местам. Хотя… Все прибрано, вычищено, нет и намека на пыль. Но не покидает ощущение, что мастерская, а ничем иным это и не могло быть, пребывает в запустении и уже давно. Разумеется здесь появляется прислуга, прибирается и содержит все в порядке, во всяком случае как они это понимают, но от этого ощущение запустения и заброшенности никуда не девается. Словно душу вынули из мастерской.

На мгновение Петру даже показалось, что махины взирают на него словно осиротевшие детки. Он даже моргнул несколько раз и тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Поначалу растерявшись, он все же сумел понять, откуда появилось это ощущение. Да, машины тщательно протирали от пыли, но вон там, видна смазка и явно уже давно пересохшая, нуждающаяся в замене. Вон, в шестеренчатом механизме, зубья потускнели, а они по всему должны быть светлыми, от постоянной работы, потому как и сейчас их цвет отличается. Вот эта рукоять, явно не должна торчать вверх. Почему? А бог его знает, не должна и все тут. Вот этот инструмент, по всему должен быть развешан в иной очередности, а не так, как он висит. А вот этот вообще должен лежать на стеллаже, вместо вон того, чье место похоже и занимает.

Но самое главное. Не может быть в мастерской, так чисто. Тут впору в белых чулках разгуливать, в праздничной одежде свободно расхаживать, и обтираться об махины, и ничуть не запачкаешься. Если бы ею регулярно пользовались, то непременно нашлось множество мест и для пыли и для иной какой грязи. Да вон, хоть та дверь, явно ведущая на улицу. Ей бы обязательно пользовались, не носить же материалы и иное потребное через все комнаты. Но она явно уже давно не открывается.

— Василий.