- Карташ когда уходил, бросил, что во всем ты виноват, и он отомстит. Вот мы и подумали, что надо тебя встретить.
- Совсем Юрко голову потерял. Ладно, думаю, что ничего серьезного. Побудет один и отойдет.
- Слишком он зол был, так что поостеречься стоит, а то мало ли что...
- Остерегусь. Поехали в Царицын. Вы впереди, а мы следом.
Настороженные односумы развернули коней и оторвались от нас метров на двести, и до самого города мы ехали без остановок и разговоров. Алена, будучи умной девушкой, видела, что на душе у меня не очень весело, и понимала, что сейчас будущего мужа ни о чем спрашивать не надо. А я вспоминал тот момент, когда поддался на уговоры Юрко Карташа и Рубцова. Блин! Блин! Блин! Ведь я видел, что в таком небольшом городке как Царицын моим ватажникам развлечься негде и понимал, что женщина в отряде это яблоко раздора. А за делами амурными прозевал напряжение, и все на самотек бросил. И вроде бы, не такая уж и беда, два легкораненых казака. Но все могло быть хуже, и для меня это еще один урок на жизнь и еще одна зарубка в память.
Войско Донское. Черкасск. 28.08.1710.
В этот раз возвращение домой прошло гладко и без всяких приключений. Зеленая степь без края, Волжский шлях, и торговые обозы, идущие от Волги к Дону и наоборот. Привычное для нас зрелище, которое не отвлекало от поездки и заставляло торопиться домой.
И единственное, что привлекло внимание и вызвало интерес, это идущий по шляху десятитысячный тумен царевича Даяра, который направлялся на Терек, и дальше на Дербент и Баку. По дороге к "донским" калмыкам присоединятся их заволжские собратья, и это будет такая сила, которую остановить трудно. Но и в тот момент, калмыцкая конница вызывала уважение и, глядя на дикую узкоглазую орду, поднимавшую закрывающие небеса пылевые тучи, можно было вспомнить древний анекдот и сказать только одно: "Пи...дец ослику". В данном конкретном случае осликом выступали все азербайджанские домены государства Сефевидов.
Впрочем, орда прошла, и мой отряд, в котором осталась всего сотня казаков, продолжил движение к Черкасску. Опять, кажущиеся бесконечными, степные дороги, и сегодня утром мы прибыли в столицу Войска Донского. Здесь снова расставание с боевыми товарищами. Меня покинули все односумы, даже Корчага, и я остался один-одинешенек. Правда, товарищи должны были вернуться в город через несколько дней, и после этого, все вместе, мы намечали поездку в верховья Кагальника, где мне выделена земля. Но пока я один. Отлично. Давно хотелось хотя бы пару дней побыть наедине с самим собой, тем более дома никого кроме работников не оказалось, мачеха к сестре в Бахмут уехала, а батя как обычно в делах и раньше вечера не вернется. Поэтому, приехал домой, разгрузил добычу, поставил Будина и двух заводных лошадей в конюшню, принял баню и завалился спать.
Наконец-то, блаженный покой. До вечера никакой суеты не намечается, никуда не надо бежать, ни о чем думать, и сейчас я отвечаю только за себя. Однако только я прикрыл глаза, как в дверь моей комнаты постучали, да так уверенно и настойчиво, что становилось понятно, это не случайный человек, да и не смог бы прохожий с улицы в дом войскового атамана попасть, лоскутовцы не спят.
- Входи, не заперто!
Сказав это, я сел на кровать и, на всякий случай, сунул руку под подушку, где лежит метательный нож. Дверь приоткрылась, и сначала появился шикарный рыжий чуб, затем добродушное улыбающееся широкое лицо, а за ним припадающее на правую ногу крупное тело в кафтане нараспашку.
- Левка! Брат!
Вскочив с места, я обхватил своего двоюродного брата Левку Булавина за плечи, а тот весело сказал:
- Ну, ты и богатырь, Никифор. По росту и ширине плеч, как батя твой, а по движениям, чисто зверь бойцовый. Отпусти, а то задавишь, видишь, у меня нога побита.
- Извиняй, брат, увидел тебя и обрадовался, - отпустив брата, я подвел его к покрытому пылью письменному столу у окна. - Садись.
Брат ухмыльнулся, присел и, оглядев столешницу, спросил:
- Что, так и будем на сухую сидеть? Давай вина.
- Сейчас посмотрим, что у меня имеется, а то я здесь уже полгода не был.
Я стал рыться под кроватью, где у меня находилось пару бутылок вина, а Левка в это время говорил:
- Наслышан о твоих делах брат, и скажу, что про тебя уже легенды ходят.
- Да ну?
- Точно. Ты только в городские ворота въехал, как по всему Черкасску разнеслось, что Никифор Булавин вернулся, и на двух лошадях золотые слитки привез, которые в казне самого персидского шаха захватил.
- Конечно, а в обозе пять принцесс едут.
Пробурчал я, вытаскивая на свет две бутылки вина.
- Насчет пяти не знаю, а про трех слух был.
- Серьезно, что ли?
- Слово даю.
- Да уж, чего только народ не наплетет. - Вскрыв одну бутылку и, разлив напиток по простым глиняным кубкам, я провозгласил: - За встречу!
Мы выпили, и Левка спросил:
- Что за вино, больно сладкое?
- Не знаю, вроде бы заморское, а там кто его ведает, откуда оно. Торговец один из Крыма зимой привозил, мне понравилось, взял. Вкус ничего, и хмель быстро выветривается. А что у тебя с ногой?