Булавин (1-2)

  Три дня назад прибежал козловский житель Гур Лычагин и поведал, что отряд князя Юрия Долгорукого полностью истреблен на Дону. Вслед за ним появились шпионы князя Волконского Дементий Сушков и Тимофей Кусов. Они доложили, что слышали, будто отряд Долгорукого разбит, но про смерть князя ничего не знают. А вчера вернулся с Дона воронежский посадский человек Иван Сахаров, ведущий торговлю в Черкасске со своими сродственниками казаками, и донес, что полковник жив и пребывает израненный с пятью драгунами на дальнем хуторе неподалеку от Калача. В доказательство Сахаров предоставил воеводе письмо с княжеской печатью. И в этом письме Долгорукий просил спешно выслать ему на помощь солдат и драгун, поскольку есть возможность совместно с атаманом Максимовым задавить восстание в зародыше.

  Сразу по прочтении этого послания, Колычев вызвал к себе командира Воронежского пехотного полка Рыкмана.

  Подполковник прибыл незамедлительно, Степан Андреевич принял его в своем кабинете и начал разговор:

  - Виллим Иванович, ты знаешь, какие известия с Дона пришли?

  - Слыхал, - ответил тот, раскуривая свою неизменную трубку. - И даже караулы у кораблей двойные поставил, на всякий случай.

  - Господин подполковник, надо незамедлительно выступить на подмогу к князю Долгорукому.

  - Э-э-э, нет, воевода, - протянул Рыкман. - Мой полк причислен к Воронежскому Адмиралтейству для охраны флота российского, и ни в каких иных делах участвовать не будет.

  - Только ты участие в походе примешь Виллим Иванович. Твои солдаты под командованием своих офицеров на месте останутся. Мне в начальные люди над отрядом поставить некого, а государь ясно указал, помогать князю в его деле всеми силами и средствами.

  - Когда отправляться?

  - Послезавтра, так как всех собрать надобно.

  - Кто со мной пойдет, если я приму ваше предложение?

  - Драгуны, гренадеры, стражники, урядники, пушкари и верные нам станичники, всего четыреста конных. Надо выручить князя, а то, попомни мое слово, не сносить нам головы.

  - Я согласен.

  - Вот и ладно, Виллим Иванович, вот и хорошо.

  Прошел день, за ним другой, и отряд Рыкмана выступил на Острогожск, где должен был пополниться тремя сотнями местного слободского полка под командованием своего командира Тевяшова. От Острогожска их путь лежал на Калач. Кажется, что все в порядке, но все же терзало что-то воеводу, провожавшего отряд Рыкмана, и не давало ему покоя. Решив, что это обычная мнительность, Степан Андреевич загнал свои сомнения поглубже и отправился заниматься другими городскими делами, которых в Воронеже никогда не убывало.

  Все было как всегда. Конники из отряда Рыкмана шли весело и были готовы исполнить любой его приказ. В Острогожске, как и планировалось, к нему присоединились слобожане. Снова осенние дороги, дождь и короткие привалы в небольших деревеньках. И так продолжалось до тех пор, пока под Каменкой, отряд подполковника не был окружен казаками Василия Поздеева, которые поджидали его в засаде.

  Рыкман понял, что угодил в ловушку и был готов к тому, чтобы сражаться до последней возможности. Но казаки Поздеева зажали его в чистом поле, атаковать не спешили и выслали вперед парламентера.

  Командир слобожан Тевяшов сказал ему тогда:

  - Прикажите стрелять в парламентера, Виллим Иванович.

  - Нет, будем его слушать и узнавать, чего он хотеть, - Рыкман разволновался и начал коверкать русскую речь.

  - Вы об этом пожалеете, - бросил Тевяшов и отъехал к своим трем сотням конников.

  К занявшим оборону царским войскам подъехал казак под белым флагом и, обращаясь скорее к солдатам и драгунам, чем к подполковнику, он начал выкрикивать:

  - Православные! Мы идем на Воронеж, а дальше до самой Москвы. Нам не надо чужой земли, наш поход затеян, чтобы освободить крестьян и русский люд страдающий от царя-еретика, который Святую Русь, нашу мать, иноземцам продал. Переходите на нашу сторону, и вместе за правду постоим!

  - Стреляйте в него! - опомнился Виллим Иванович. - Не спать! Огонь!

  Однако было поздно. Казачья конница помчалась на отряд Рыкмана, драгуны, солдаты и пушкари стали бросать оружие, и только офицеры открыли огонь в надвигающуюся волну булавинцев. Но не желавшие умирать русские мужики отняли у них оружие, и на этом бой почти окончился. Почти, по той причине, что острогожские слобожане не растерялись, к неожиданной атаке были готовы и рванулись на прорыв. Этим терять было нечего, с донцами и запорожцами они давно враждовали, да, по сути, их полки для сдерживания казаков и создавались.

  Схлестнулись всадники и зазвенели клинки, и никто уступать не собирался. Напор слобожан был силен. До прорыва из кольца оставалось совсем немного, и Тевяшов рубил бунтовщиков никого не жалея, воином он был знатным, но казаков было больше, и они задавили слобожан численностью.

  Меньше часа прошло с того момента, как армия Поздеева столкнулась с отрядом Рыкмана, а он уже был уничтожен. Сам Виллим Иванович застрелился.

  Еще через два дня был взят Острогожск, а за ним Бобров, где местный народ, во главе с битюгским гультяем Ромашкой Желтопятовым вздернул воеводу на городских воротах.