Булат

Купец выставил вперед руку с ножом, обернулся и понял, что его оружие тут совершенно бесполезно. Ему в грудь и голову смотрели четыре длинных листообразных наконечника с остро отточенными краями. Держали их в руках высокие темнокожие воины, на которых были лишь бусы и деревянные чехольчики на причинных местах. Глядели они сурово. Такие приколют, как бабочку, и не чихнут, подумалось купцу. Сдаваться надо, пока живы. Афанасий опустил руку с ножом. Оторопевших мореходов, замерших в самых нелепых позах, окружали все новые и новые супостаты.

Глава десятая

Надо ж было так угодить! Ведь догадаться-то можно было, что если источник столь обихожен, значит, следует быть крайне осторожным. Караулы выставить сначала, отправить одного-двух дурней в дозор, так нет же, корил себя тверской купец. Источник этот, наверное, священный, а эти туда прямо свиными рылами. За такое не помилуют. Может, для них это как в церкви возле иконостаса пирожки с требухой наворачивать с чавканьем. Проклятье!

Кто-то из идущих впереди оступился. Пленники, привязанные за шеи к длинному копью, со связанными за спиной руками, крякнули, приняв на себя вес его тела. Кто-то сдавленно выругался. Огромные черные воины покосились неодобрительно, но ничего не сказали и бить плененных не стали. И на том спасибо.

Связанные по пять-шесть человек, не один час продирались они сквозь густой лес по звериным тропам. Ветви хлестали по щекам, летучие кровососы полчищами накидывались на любой обнаженный участок кожи и отогнать их не было никакой возможности. А хотелось сразу всего: почесаться, попить, поесть, оправиться, но пуще всего – оказаться на таве и отплыть от негостеприимных берегов сих, ведь конец их похода скорее всего станет и концом их земного существования. Или началом иного существования, такого, что все прочие лишения раем покажутся.

Вывернув сколь мог голову, Афанасий рассматривал пленивших их воинов. Стройные, мускулистые, они почти бесшумно скользили через лес рядом с пленниками. Легко перепрыгивали валежник, шутя продирались через глухие заросли. Острые шипы и хлесткие ветви не оставляли на их эбеновой коже следов, насекомые тоже не могли прокусить ее. От таких не сбежишь, по крайней мере тут, в лесу. Да и на равнине, пожалуй, тоже. Ноги, вон, как у коней породистых. Перебить если только. Мореходы – народ тертый, конечно, на ножах да саблях драться умеют. Но скорее в драке пьяной да при абордаже, а вот против обученных воинов… Да и ножи если у кого засапожные остались, куда они против таких копий? И хитростью не взять. Какая уж тут хитрость, если голову не повернуть как следует и руками не пошевелить. Всяко нужно до места дойти, там, может, развяжут – тогда уж и действовать. Если удрать не удастся, так хоть парочку черноликих с собой на тот свет захватить. Ну, хотя бы одного, поправился Афанасий, глядя на шагающего рядом огромного воина, остро пахнущего зверинцем.

Лицо его было усыпано белыми точками, нарисованными чем-то вроде глины, в вывернутые ноздри вставлена тонкая кость убиенного животного. В ушах тяжелые серьги из меди, такой же, какая пошла на изготовление наконечников их копий. Листообразных, длиной почти в аршин, с заточенными краями. Такими можно не только колоть, но и рубить.

Афанасий поежился, представив себе, как этакое лезвие входит в тело. Однако интересно, где они их берут? Сами выковывают? Не похоже, иначе бы и украшений медных али бронзовых поболе было, и ножей, а ножи-то каменные, в основном. Лишь у некоторых разномастные кинжалы. Большей частью кривые мусульманские, а у одного настоящий итальянский стилет без режущей кромки. Довольно ржавый и не раз правленый. Верно, принадлежал какому-нибудь италийскому капитану, неосмотрительно зашедшему в эти края. А может, и от крестоносцев остался, попал в северную Эфиопию к тамошним купцам, а после и досюда добрался через меновую торговлю.

Тела воинов покрывали многочисленные шрамы. Некоторые – рваные, криво заросшие, явно от когтей хищников или оружия, другие – ровные, будто специально нанесенные. Для красоты. Это ж как надо себя не любить и Бога не почитать, чтоб творение его усовершенствовать хотеть? Да еще таким образом поганым.

Лес поредел, звериная тропа стала шире, превратившись в утоптанную дорожку. Потянуло запахом еды и жилья. Пришли? Афанасий дернулся в путах, особо ни на что не надеясь. Кожаные ремешки были крепки, да и связали их умело.