Булат

Земля содрогнулась. Надавил на уши грохот взрыва. И сразу стало темно. Раскаленная пыль накрыла квартал оружейников. Горячие обломки дождем посыпались вокруг, заставляя все живое втянуть головы в плечи.

Афанасий за шкирку поволок муллу к пролому в стене. Перетащил через битые камни, помог взобраться на холм из обломков. Цепляясь свободной рукой за низко нависающие ветви деревьев, потащил по кустам вдоль русла ручья, подальше от разваливающейся городской стены. Выволок на сухое. Позволил упасть, сам рухнул следом. Негостеприимный город Каллур остался позади.

Глава девятая

Продравшись через в изобилии окружающие Каллур леса и болота, друзья вышли на проезжую дорогу. Там они повстречали караван со специями и рисом, идущий в Коилконду. За пару серебряных монет сторговали себе место на телеге и ежедневную миску сладкой рисовой каши. Разжились у торговцев одеждой, подстриглись у брадобрея, случившегося в попутчиках, и приехали в город вполне приличными людьми.

В ожидании каравана на Гульбаргу, потолкались на местном базаре, переночевали на постоялом дворе, а с утра выехали. Афанасий рассчитывал встретить в Гулбарге Мехмета, который должен был прибыть туда с подкреплением, чтоб предпринять новый поход на Виджаянггар, но что-то не срослось. Потрепанное войско Фарад-хана, не дождавшись помощи, ушло обратно в Бидар. Афанасий думал, что по его следам к дому двинется и мулла, но тот захотел проводить купца до побережья. Ну, и страну посмотреть заодно, коль выпала такая карта.

Признаться, Афанасий был этому несказанно рад, без хоросанца он скучал бы всю дорогу. Да и мулла, похоже, привязался к тверичу. К тому же в хилом книжнике-домоседе проснулась страсть к путешествиям и приключениям. Конечно, не таким опасным, как пришлось им пережить, а с деньгами, да с едой, да под охраной, да не своими ногами, а на возке, но то ли еще будет? Тем более что в глазах маленького человека появился суровый блеск, в чертах лица – монетная чеканность. Эдак он великим воином еще станет, заслышав имя которого, народы будут падать ниц, а крепости – распахивать ворота, усмехался про себя Афанасий, поглядывая гордый профиль муллы.

Из Гулбарги они направились к Аланду. От Аланда пошли в Амендрие, из Амендрие – к Нарясу, из Наряса – в Сури, а из Сури – к Дабхолу, пристани, куда съезжаются торговые люди со всего Индийского и Эфиопского поморья. Там за два золотых Афанасий купил место на палубной таве новой конструкции, идущей в Ормуз, – жемчужную столицу мира.

Прощание с муллой вышло сумбурным, нелепым. Они стояли на пристани, друг против друга, глотая слезы, силясь сказать многое и не находя подходящих слов. Наконец просто обнялись по-братски и разошлись. Афанасий – к скрипучему корабельному трапу, а мулла – к базарной площади, на которой уже собирался идущий в Бидар караван.

Про все свои приключения купец хотел записать угольком в книжицу, пару раз принимался, да слова никак не находились. Мысли, такие красивые в голове, на бумаге смотрелись бессвязными и нелепыми, совсем не передавали всей глубины его переживаний. Царапая страницы, он замарывал написанное, давая себе обещание, как вернется, пойти к писцу знатному, чтоб научил. А пока он кратко, без подробностей перечислил города, где пришлось побывать.

– Господин, вы б ноги убрали, а то проход нам нужен, – раздалось над ухом.

Афанасий поднял глаза. Перед ним стоял человек в замаранной смолой рубахе, едва прикрывавшей худое, покрытое шрамами тело. На шее у него висела серебряная дудка, что неопровержимо свидетельствовало о его роли в судовой иерархии – боцман. Голос у него был вкрадчивый, почти ласковый. Голос кота, умурлыкивающего мышь, чтоб она не вертелась, пока он будет ее когтить. И лицо под стать. Жесткое, злое. С белыми ниточками шрамов на загорелом лбу и щеках.

Афанасий покачал головой недоуменно, мол, вон сколько места, чем я-то помешал? Но ноги все-таки поджал.

– Человек у нас помер. Сейчас хоронить будем. А то скоро шторм начнется, не до него станет, – буднично пояснил боцман и ушел к кормовой надстройке.

Афанасий оценил ширину прохода и решил уйти вовсе. Неторопливо поднявшись, держась за мачту, чтоб качающаяся палуба не выкинула ненароком в море, отошел к корме. В последнее время встречи с покойниками и даже просто упоминания о смерти начали тяготить купца. Все чаще задумывался он о вере христианской, и о Христовом крещении, о постах, святыми отцами устроенных, о заповедях апостольских и о грехах своих, что не отмолить… Думал даже по возвращении на Русь податься в какой-нибудь монастырь, чтоб там с братьями…