Булат

Тем временем вернулся мулла, неся на щите вязкую глину. Афанасий набил порохом мешок, в коем выпаривал селитру, руками зачерпнул жирной речной глины и стал обмазывать его, оставляя нетронутой только горловину. Уже ничему не удивляющийся хорасанец молча следил за его руками.

Наконец, мешок был покрыт панцирем подсыхающей глины. В незамазанное отверстие в горловине Афанасий вставил кусочек заблаговременно отрезанной веревки, которую перед тем обвалял в порохе и слегка сбрызнул водой.

– И что теперь? – постучал мулла костяшками пальцев по твердеющему панцирю.

– А теперь темноты дождемся, а пока отдохнем, – ответил купец. – А то я спину наломал, аж трещит.

– Да, уработались, – согласился мулла, присаживаясь рядом и приваливаясь к нагретому за день камню. – Ты правда хочешь их взорвать? – чуть помолчав, спросил он у притихшего купца. – Дело богопротивное.

– Не то чтоб хочу, – ответил он. – Но надо. Во-первых, они ведь нас живыми не отпустят, если что. Либо мы, либо они. А во вторых, понимаешь, есть такие люди, которым пока в лоб не дашь, все равно ничего не поймут.

– Как же они поймут, если ты их на тот свет отправишь?

– А вот это уже не моя забота, сами пускай о себе заботятся, – улыбнулся Афанасий.

Мулла не нашелся что ответить. Молча, думая каждый о своем, они просидели до сумерек. В свете звезд побросали в кучу выломанные деревяшки, залили водой кострище. Афанасий закинул на плечо окаменевший мешок и пошел в сторону лавки. Хорасанец подобрал щит, ведерко и прочий скарб, который еще мог пригодиться, и поспешил вслед за другом. Петляя глухими переулками, они дошли до того места, где ручеек втекал в город сквозь специальную оставленное для него отверстие в стене. Как и ожидалось, оно было забрано решеткой, довольно крепкой.

Прячась в густой тени, отбрасываемой стеной, чтоб не попасться на глаза ночной страже, руками и ножами они вырыли яму глубиной в пару аршин, опустили туда мешок и прикопали, оставив на поверхности только горловину и веревку. Наученный купцом мулла стал прокапывать канавку в пол-ладони глубиной, а Афанасий полз следом на четвереньках и сыпал в нее порох, следя, чтоб в дорожке не получалось разрывов.

Несколько раз им приходилось останавливаться и замирать, когда пространство вокруг освещал неверный свет факелов в руках стражников, но их так и не заметили. Наконец они уперлись в стену ненавистной лавки.

– Что дальше? – спросил мулла.

– Ты посиди тут пока, передохни. Дальше моя забота, – ответил Афанасий. – Хорошо, собак тут нет.

Забрав у хорасанца наполовину опустевшее ведерко с порохом, он взял в зубы ручку из толстого прута. Подпрыгнул, ухватился руками за край стены, подтянулся и перевалился во двор. Бесшумно приземлившись в высокую траву, присел на корточки, огляделся. Двор был темен, кузница и сараи едва различимы.

А вот в лавке на втором этаже за прикрытыми ставнями колыхался неверный свет одинокой свечи. Кто там? Сторож или брат-кузнец? Хозяин-то лавки наверняка в городе живет, в своем доме, а этот, может, и тут. Не спит перед завтрашним, переживает? И поделом ему. Или все-таки сторож? Только с чего бы за закрытыми ставнями да в доме? А вдруг засада, стрелок? И не свет это свечи, а огонек на конце аркебузного фитиля. Заметит фигуру Афанасия да как пальнет? Ладно, отступать некуда.

Утерев выступившую испарину, тверич повернулся спиной к неверному свету и легонько постучал по глиняной стене. Мулла ответил ему тихим стуком снаружи. Афанасий подставил нож к окаменевшей глине и, ударяя по рукоятке ладонью, стал пробивать отверстие на уровне земли. Стена была толстая, потому возиться пришлось долго. Наконец вывалился наружу последний кусок, и в проеме появился поблескивающий глаз хорасанца.

– У тебя хорошо все? – спросил он шепотом.

– Тишь да гладь, – ответил Афанасий. – А у тебя?

– Тоже. Помощь не нужна?

– Нет, пока справляюсь, – ответил купец. – Ты тихо сиди, а еще лучше к ручью отойди от греха.

Мулла исчез, Афанасий же насыпал в дырку побольше пороху и повел дорожку дальше, прямо к стоящей во дворе кузнице. Довел до края вытоптанной земли и рассыпал все, что осталось, по окрестностям. Главное – чтобы брат-кузнец не вздумал исправить чью-нибудь подкову до того, как они встретятся утром, не то сгорит его план ярким пламенем без всяких результатов. Купец утер рукавом вспотевшее чело и вытер влажные руки о рубаху. Теперь надо убираться отсюда. По собственным следам он вернулся к забору и перемахнул через него на улицу. Нашел взглядом муллу, скорчившегося невдалеке под кустом, словно бездомная собака.

– Ну как тут?

– Стражники, двое, только что в ту сторону прошли. – ткнул пальцем мулла себе за спину.

– И хорошо. А мы в другую пойдем, – улыбнулся Афанасий.

Прижимаясь к стене, они двинулись вдоль ручья и, стараясь не перейти на бег, очень уж неспокойно было на душе, вернулись к башне.

– Что теперь? – спросил мулла, смиряя рвущееся из груди дыхание.

– Теперь поспать бы.

– Да заснешь тут, как же, – ответил хорасанец.