– Так прямо и открывай? – донеслось из окошка. – А чем докажешь, что ты купец тверской. Грамота какая есть подорожная? А то больно на человека веры мухамеддиновой смахиваешь.
– Грамота… Нет грамоты, – почесал в затылке Афанасий. Пошарил по груди. И ладанку с крестом давно потерял, даже не помнит где. А… Он посмотрел вверх-вниз по улице, не видать ли каких патрулей. Вроде, нет. И тогда мелко перекрестился.
– Видел? – спросил он привратника. – Достаточно тебе?
– Ну… Мало ли… – начал тот, неприятно растягивая гласные.
– Да открывай уже, постылый! – возвысил голос Афанасий. – Сколько тут еще стоять?
– А ты на меня не тявкай, – обиженно донеслось с той стороны. Окошко захлопнулось. Загремел отодвигаемый засов. – Много тут всяких шляется. А если потрава какая, с меня потом спросят.
Наконец тяжелая створка со скрипом отъехала в сторону. Афанасий шагнул в ворота русского подворья. Снова перекрестился на маковку церкви, на этот раз размашисто и с удовольствием.
– Ну, – повернулся он к сопящему привратнику, – сказывай, кто тут у вас главный да где его сыскать?
– Главный-то у нас посол князя Ивана Васильевича Никита Васильевич Беклемишев, боярин большой, чей ум и щедрость украшением этого…
– Да погоди хвалы петь, – оборвал излияния привратника Афанасий. – Где сыскать боярина твоего?
– А вона в том доме с крыльцом резным. Зришь? Там он людей пришлых и принимает.
– Когда принимает-то?
– Да прям сейчас принимает. И до обеда. А потом обедать изволит и делами государственными заниматься, не до босяков перехожих ему будет.
– Так я пойду, – сказал Афанасий. Ему стало совестно, что обидел грубым словом первого русского человека, встреченного за многие годы.
– Нам-то чего докладываться? Мы люди маленькие, – буркнул привратник и, забросив на плечо бердыш, ушел в будочку у ворот. – Открой-закрой, да спрашивать не моги, зачем пожаловали…
Купец пожал плечами и пошел, куда было сказано. Конечно, посол московский, это совсем не то, что тверской, думал он. В прошлый раз с Василием Папиным вон как вышло. Да все ж и не Фатих тюркский, что поклеп возводил, – душа христианская, человек русский, должен помочь.
Он миновал сараи, где хранились отрезы сукна и шкурки собольи под охраной двух дюжих приказчиков. Афанасий не выдержал, улыбнулся им. На мрачных харях молодцев отразилось смешанное с осторожностью непонимание. Чтоб не смущать их, купец отвел взгляд и поспешил дальше. Прошел мимо вонючих кожемятных цехов и кузен. Обычные люди с ухоженными бородами суетились у чанов и наковален, звенели молоты, плескалась дубильная жидкость. Мастера покрикивали на подмастерьев. Повсюду русская речь, благолепие, и никто не стесняется крестом животворящим себя осенять. А вот и мастерские, где мелкую работу делают. А за ними водяное колесо, что приводит в действие механизмы, станок ткацкий или молот кузнечный, как в Каллуре.
Мимо проехала укрытая рогожей телега. Правил ей парень с простым широким лицом. Небрежно облокотясь одной рукой о край телеги, другой едва шевелил вожжами, направляя, куда надо, сытого ленивого конька. Ладные сапожки, широкая алая рубаха, на голове лихо заломленная шапка, во рту травинка. Будто на ярмарку в Торжок отправился. Ветерок сдул в сторону вонь дубилен и принес от кухонь сытный запах кислых щей и перловой каши.
У Афанасия закружилась голова, очень уж резко попал он из мира мусульманского, враждебного по сути, в свой родной, почти забытый. А может, голод и усталость последних дней сказались. Припасы на галере кончились во время шторма и делить их пришлось по крохам и между знатными, и между гребцами.
Чтоб не упасть, он присел на большой камень у глухой стены. Прикрыл глаза.
– Ты в себе ли, путник? – раздалось над головой.
Открыв глаза, он увидел двух парней в красных нагольных кафтанах и шапках с меховой оторочкой, несмотря на жару. С короткими топориками на плечах. Не иначе, стража городская. Здоровые ребята, но бороды жиденькие еще.
– Да нормально все, – покривил он душой. – Устал только.
– Ну и славно. А то зрим – сидит, позеленел весь, аки трава подзаборная, – произнес один. – А куда идешь, ты вроде тут человек новый?
– По купеческим делам к послу Беклемишеву, Никите… Никите…
– Васильевичу, – с улыбкой напомнил парень. – Где искать его знаешь? А то пойдем, проводим.
Он протянул руку, о которую Афанасий оперся с благодарностью. Встал. Качнулся на нетвердых ногах. Разговорчивый стражник подхватил его, не дал упасть. Другой, не проронивший ни слова, поднырнул под мышку, приняв на себя добрую часть веса купеческого тела. Так втроем, обнявшись, как братья, дошли они до высокого крыльца.
– Кого это вы притащили? – спросил с крыльца высокий усач в белом кафтане. – Пьяный, что ль?
– Не, путник из дальних краев. Сомлел малость, – ответил стражник?
– А надо ему чего?
– С послом говорить хочет.