Буква и цифра

— Только «в следующий раз» поговорить нам уже не удалось. Пришел я к нему, принес конверт. Крапивин этот, правда, говорил, чтобы я в какие-нибудь документы спрятал, но я уж решил в конверте передать. Чтоб понятнее было. А то мало ли что он там подумает. Может, «документы» эти и смотреть не захочет. А там… Ну, в общем, зашел я, говорю — вот, мол, это вам гостинец. Просили, мол, передать. И не успел на стол положить, как в дверь целая орава ворвалась. Вот такая история.

— Да, невесело. Только если это самому тебе не понравилось, зачем же ты других под такую же «историю» подвел? Зачем на Тимашова наговорил? Со зла, что ли?

— А чего я наговорил? — исподлобья глянул Семенов. — Ничего я не наговорил. Правду сказал. Вы же сами говорите, что нужно правду. Вот я и сказал.

— А, вот так, значит. Ладно. Значит, так и запишем. Любит у нас гражданин Семенов говорить правду. А раз уж ты такой правдолюбец, Коля, будь так любезен, повтори нам вкратце свою историю на протокол, не сочти за труд. Оно и тебе полезнее будет. По крайней мере, официальный документ будешь иметь с подтверждением, как оно все действительно было.

Довольный, что так относительно легко удалось получить столь ценные показания, где фигурировала фамилия Крапивина — одного из главных «помощников» и «подельников» Бориса Андросова, Гуров обратился к Кирилину, прося его подготовить все необходимое для составления протокола.

— Да я уже все приготовил, — откликнулся тот. — Осталось только показания записать. Ты, парень, говори, пожалуйста, помедленнее, а то я ведь не стенографистка, со слов записывать.

В это же время в кабинете следователя Стеклова шел другой разговор.

Увидев, как вместе с Чепраковым к нему заходит какой-то посторонний мужчина, следователь сразу догадался, что ему «алаверды» вернули его же «монету».

Понимая, что осуществить задуманный план, задавая «контрольные» вопросы напрямую, уже не получится, он ходил вокруг да около, пытаясь навести Чепракова на нужную мысль окольными путями.

— При проведении допросов следователь Кирилин оказывал на вас давление? — спрашивал Стеклов.

— Да вроде нет, — недоуменно глядя ему в лицо, отвечал Чепраков.

— Вам не делали каких-то намеков, предложений? Не бойтесь, здесь вы можете говорить совершенно откровенно.

— Да я не боюсь. Каких намеков?

— Ну, например, на то, что за определенные показания вам могут скостить срок или изменить наказание. Или, например, на то, что вы можете получить все это, заплатив кое-кому определенное вознаграждение? Вам не делали таких предложений?

— Нет, не делали, — еще больше удивлялся подследственный.

Заруцкий, очень внимательно и терпеливо слушавший эти словесные экивоки, наконец не выдержал и вежливо проговорил:

— Простите, что вмешиваюсь, но, на мой взгляд, ваша беседа с моим подзащитным несколько, как бы это сказать, беспредметна. Я до сих пор не смог составить для себя четкого представления о том, для чего его вызвали сюда, да и сам господин Чепраков, по-видимому, тоже. Необоснованный вызов на допрос в каком-то смысле тоже является нарушением прав заключенного. Согласитесь, постоянное перемещение туда-сюда нервирует человека, а уж если в этом перемещении нет никакого смысла, то и подавно. С этой точки зрения необоснованный вызов на допрос может являться…

— Да, я вас понял, — раздраженно прервал его Стеклов. — Не нужно двадцать раз повторять одно и то же. Вы действительно продали Андрею Тимашову земельный участок в Пушкино? — резко проговорил он, обращаясь уже к Чепракову.

— Да, я продавал. Но не ему, а его жене, — ответил тот. — И это было очень давно. Задолго до того, как он стал проводить в отношении меня проверку.

— То есть утверждение о том, что вы дали взятку за прекращение этой проверки, якобы подарив участок, ложно? — сразу ухватившись за новую ниточку, спросил Стеклов.

— Разумеется.

— Почему же тогда в материалах следствия утверждается обратное? Вас вынудили свидетельствовать против себя?

Пустопорожняя беседа в таком ключе продолжалась довольно долго. Гуров и Кирилин давно уже закончили писать протокол и отправили восвояси «мученика за правду» Семенова, а Стеклов все тянул и тянул бесконечную жвачку, зная, что его ждет, если он явится к Андросову с известием о том, что поручение его выполнить не удалось.

Лишь к концу рабочего дня, измучив всех и измучившись сам, он прекратил пытку.

— Уведите! — выглянув в коридор, приказал он охране.

Взмокший Заруцкий буквально выполз из кабинета следом за бедным Чепраковым, находившимся не в лучшем состоянии, чем он.

— Если хотите, я могу и дальше представлять ваши интересы, — сказал адвокат, идя вместе с подследственным по коридорам. — Подобные эксперименты, это… это просто настоящее издевательство. Мы имеем все основания подать жалобу.

— Спасибо, я подумаю об этом, — ответил Чепраков. — Поразмыслю на досуге. Его теперь у меня много.

Около семи часов вечера Заруцкий вновь сидел в кабинете Гурова, делясь впечатлениями от своего неожиданного «приключения».

— И я еще надеялся уложиться за обеденные два часа! — патетически восклицал он. — Наивный!