Бухта Анфиса

И Артем тоже услыхал отдаленный мягкий топот многих копыт и голоса: один мальчишеский, резкий, другой, несомненно, Нинкин. Заливается на весь лес. На поляну рысью вымахнул небольшой табун и покатился к прибрежным лугам. Один из всадников — Артем догадался, что это был Колька, — поскакал в объезд, заворачивая табун к деревне, а другой, вернее, другая — Нинка, — гнала своего рослого рыжего коня вдоль опушки.

Нинка на сильном горячем коне. Да, несомненно, романтика и отчасти даже мифология. Сидит плотно, слегка откинувшись назад, глаза внимательные и веселые, волосы летят по ветру, и веточка брусники запуталась в волосах. Увидев Артема, она что-то крикнула, сверкнули зубы в диковатом оскале, и вот уже она скачет вслед за табуном мимо деревни по токаевской дороге.

Все. Замер тяжелый топот. Улетел в лесные дебри. Тишина.

КНИГА ВТОРАЯ

Вода кипела за кормой…

1

Дом, в котором родился и вырос Артем и в котором его родители прожили всю свою, как он считал, долгую и, счастливую жизнь, находился в центре города. Но так как дом стоял в глубине большого двора, отгороженного от других дворов высокими заборами и не очень высокими кустами сирени и акации, то тишина была совсем деревенская. Так Артем думал, пока не побывал на Старом Заводе и не узнал настоящей деревенской тишины.

Около дома под самыми окнами был сад, отгороженный от двора штакетником: владения матери, Марии Павловны. С тех пор как пришлось уйти из театра, она целиком увлеклась цветами. Она — страстная садоводка, ни у кого в городе не выращивались такие, гладиолусы. Были у нее и другие цветы, и сирень, и крыжовник, и яблони, но гладиолусы — ее страсть и ее гордость. Этой своей страсти она не изменила даже в трудные годы войны, когда все дворы и городские газоны были заняты под картошку и капусту. Мария Павловна тоже завела огород, потеснив свои цветники, но гладиолусы по-прежнему высоко вздымали свои нежные цветы на изогнутых, как сабли, стеблях. И эта страсть с годами не остывала, занимая большую часть ее времени и почти все ее внимание. Верный муж и послушный взрослый сын — этого очень мало для женщины, которой только что перевалило за пятьдесят и которая выглядит так, словно ей еще нет пятидесяти. Кроме них троих, в доме не было ни одного живого существа. Кошка не в счет, на нее никто не обращал внимания, и ее терпели только потому, что предполагалось, что в старом деревянном доме должны водиться мыши.

Вот и сейчас Артем увидел седеющую голову матери, прикрытую от солнца розоватым платочком, склоненную над последними гладиолусами. Он только что сошел с палубы катера и вернулся в родительский дом после четырехдневного отсутствия. Ему казалось, будто прошло несколько месяцев, и он был совершенно уверен, что открыл чудесную, невиданную страну. Он шел по тропинке к дому, размахивая старым портфелем и огромной веткой рябины с огненно рыжими листьями и алыми гроздьями плодов. Земля все еще покачивалась под ногами, а лицо приятно зудело от вольного ветра.

Мама подняла голову, и Артем услыхал ее высокий, хорошо поставленный голос, еще не испорченный годами:

— Какая прелесть!

Отряхивая руки, мама поспешила к нему навстречу. Она взяла золотую ветку рябины и обеими руками подняла ее над головой, подставив щеку для поцелуя. Щека, как и всегда, была мягкая и душистая. Целуя ее, Артем с удовольствием отметил, что ничего не изменилось за время его отсутствия и мама не успела постареть.

— Прелесть! — повторила она. — Как жаль, что ты не привез саженец. — Рябина такая красивая.

— Я не догадался. Там этой рябины целые заросли. Ее вырубают, чтобы очистить место для водохранилища.

— Какое варварство!

— Да нет. Это цивилизация.

— Никогда не думала, что это одно и то же.

— А это и есть не одно и то же, — заступился Артем за цивилизацию, хотя чувствовал, что в чем-то мать права.

— У нас был один знакомый художник, он замазывал старые картины и рисовал на них что-то патриотическое. Попало ему за это, хотя время было военное. А потом он спился.

Они шли к дому, она взяла его под руку и, заглядывая в его лицо, говорила:

— Три дня всего, а ты возмужал как-то. И голос — ну совсем как у мужчины. Ты, Артем, постарел.

Она рассмеялась и вдруг остановилась и повернула обратно к садовой калитке.

— Ох, совсем я забыла. У нас гостья. Идем, я тебя познакомлю.

В углу сада, за круглым столом, за которым любили пить чай в теплые летние вечера, сидела девушка. Круглолицая, смуглая, черноволосая и очень, кажется, серьезная. Она только чуть-чуть улыбнулась, поднявшись, и очень крепко пожала руку Артема.

— Нонна, — сказала мама, — любимая ученица отца. Мы пригласили ее заниматься у нас, потому что в общежитии такая свалка…

Артем удивленно поднял брови: в доме Ширяевых не очень-то терпели посторонних, потому что все были заняты своим делом и никто не мешал друг другу. Нонна сразу же внесла ясность:

— Временно, конечно. Порядок должен же быть когда-нибудь.

2