Буйный и Колючая холка

Буйный почти позабыл и раннее детство, и смерть матери, но нос его не забыл запаха медведя и сразу же пробудил в нем страшные воспоминания. Поросенок кинулся прочь с фермы и не сразу отозвался на привычный зов. Но теперь страх понемногу отпускал его. Храбр не тот, кто не знает страха, а тот, кто умеет его преодолеть. Поросенок буйно выражал свою радость — то носился вокруг Лизетты кругами, продираясь сквозь кусты, то останавливался как вкопанный посреди тропы, наклонив голову, посверкивая глазками, пока Лизетта не нападала на него с палкой. Тогда он мчался во весь опор, выделывая на ходу замысловатые фортели, весело и коротко фыркая, что на поросячьем языке означало: «ха-ха-ха». Так они подошли к ферме, и вдруг веселость Буйного как рукой сняло. Он сделал стойку, точно пойнтер, ощетинился, в глазах его загорелись зеленые огоньки, а челюсти, вооруженные клыками, заклацали. Лизетта подошла поближе, чтобы погладить друга, но он отскочил в сторону, не переставая клацать челюстями, пока изо рта не повалила пена. Девочка догадалась, в чем дело: они пересекали свежие медвежьи следы, от них разило ужасным запахом зверя.

Но Лизетта не уловила перемены. В поведении Буйного уже не было панического страха. И его боевая поза, и грозное «уф!», и обнаженные клыки, и горящие глаза — все выдавало в нем дикого кабана, готового к бою, хоть ему предстояло еще расти и расти. Лизетта не догадывалась, какую роль сыграет в ее судьбе бойцовский характер Буйного. Но минуло всего два лунных месяца, и ее собственной жизни угрожала смертельная опасность. Ей неоткуда было ждать помощи, и ее единственным защитником оказался отважный маленький зверь, вооруженный лишь двумя белыми клыками, чье сердце не поддавалось страху.

IX. Гремучая змея

Октябрь еще летний месяц в Южной Виргинии, хоть и отмеченный легкими красноватыми мазками осени. Лизетта, полная романтических грез и отнюдь не чуждая любви К приключениям, отправилась к излучине реки Когар — искупаться в тихой заводи. Здесь надежно укрытая от посторонних глаз, она, не колеблясь, разделась донага и нырнула в прохладную воду, испытав удовольствие, доступное лишь молодости — прекрасной поре утра жизни и здоровья. Лизетта приплыла к песчаной отмели посреди реки и подставила спину солнечным лучам. Вдоволь погревшись на солнышке, она снова нырнула в воду и поплыла к тихой заводи внизу, где оставила свои вещи. На полпути ей открылось зрелище, от которого кровь застыла в жилах. На ее белом платье, свернувшись в клубок и угрожающе подняв голову, лежала гремучая змея, гроза гор, лесов и водоемов. Дрожа от страха, Лизетта вернулась к отмели. Что ей оставалось делать? Мальчишка на ее месте набрал бы камней и прогнал змею прочь, но на отмели не было камней, да Лизетта и не смогла бы бросить камень так далеко.

Она не решалась звать на помощь: мало ли кто мог явиться на ее зов, и все больше поддавалась страху и отчаянию. Прошел час, но змея не двинулась с места. Лизетте негде было укрыться от солнца, и ее уже мучили ожоги. Вот если б отец пришел на выручку! Может, он услышит ее свист? Сунув два пальца в рот, она свистнула, как принято у женщин на юге. Сначала у нее это плохо получалось, но раз от разу свист становился все сильнее и отзывался эхом в лесу. Если отец услышит, он все поймет и прибежит на помощь. Девочка напрягала слух, пытаясь уловить хоть какой-нибудь ответный звук.

Змея по-прежнему лежала неподвижно. Прошло еще полчаса. Солнце палило немилосердно. Лизетта снова протяжно свистнула и на этот раз уловила какой-то шум в лесу.

Шум приближался, и она попыталась хоть как-то укрыться, зарывшись в песок. Змея не шевелилась. Кусты над крутым берегом раздвинулись, и Лизетта успела заметить темную движущуюся фигуру. Первой ее мыслью было — медведь. И вдруг сердце Лизетты дрогнуло. Вдоль берега быстро бежал малыш Буйный, впрочем не такой уж он был маленький. «Буйный, Буйначок, если б ты только помог мне», — подумала Лизетта и тихо свистнула.

К заводи, где на песчаном пятачке лежало ее платье, сбегала лишь одна тропинка. Перепрыгивая через бревна и низкий кустарник, молодой кабан бежал к воде. Он достиг песчаного пятачка у заводи и внезапно оказался лицом к лицу с шипящей, шуршащей, извивающейся смертью. От неожиданности оба отскочили в разные стороны, приготовившись к бою. Щетинистая холка на спине у кабана встала дыбом, глаза загорелись огнем, и он грозно заклацал челюстями.

Глубокая ненависть к змее вскипала в его душе, пробуждая в нем воинственный пыл.