Когарский медведь сделался свиноедом. Его охотничьим угодьем стала отныне вся долина, где разводили свиней. По ночам он наведывался в какой-нибудь свинарник, где жирные и нежные породистые свиньи были легкой добычей — куда более легкой, чем колючие дикие кабаны. Злодей будто знал, когда и куда нужно забраться, чтобы избежать опасности и полакомиться сосунком. На самом деле медведь, конечно, этого не знал, но день-два после его налета собаки и охотники поднимали такой шум, что он вынужден был искать новое место. Обнаружив его, медведь целиком полагался на свой нос, всегда выводивший его к кормленным на убой свиньям. Фермеры пробовали устанавливать медвежьи капканы, но когарский свиноед ни разу не попался, потому что не заглядывал дважды в один и тот же свинарник. Так он прослыл умником и хитрецом, а он был просто очень осторожен и обладал тонким нюхом.
Однажды, покрытый паршой, когарский свиноед шел крадучись по лесу вдоль ручья. Любимый запах, который он учуял издалека, вывел его к маленькому мертвому поросенку. Мать волей-неволей бросила его, занявшись остальными детьми. Гриф не тронул малыша, потому что он упал в кусты. Не занялись им пока и жуки-могильщики. Медведю привалила удача. Сунув длинный, весь в струпьях нос в ку
сты, медведь достал поросенка, оттащил его в сторону и зарыл в ямку, выдерживая для будущего пира. Обычно дикие звери запоминают свои «кладовые» и, бродя по соседству, проверяют, все ли в порядке. Вот и когарский медведь наведался к своей кладовке на следующий же день.
Когда дикий зверь теряет своих близких, он приходит к месту их гибели много дней подряд, чтоб оплакать свою утрату, как считают индейцы. Звери сворачивают с пути, снова и снова обнюхивают злополучное место, ревут, скребут когтями землю или деревья и лишь тогда уходят своей дорогой. Это оплакивание, особенно шумное в первые дни, прекращается обычно с первым проливным дождем, который смывает все запахи-воспоминания.
День спустя после гибели малыша Серовласка пришла его оплакать. Тут ей и повстречался медведь. Дикий кабан, попавший в беду, испускает громкий протяжный рев, моля соплеменников о помощи. Если же он не испытывает страха, то издает короткий отрывистый боевой клич и бросается на врага. Серовласка поступила опрометчиво. Издав боевой клич, она ринулась на врага. Медведь попятился и уклонился от удара. Они стали ходить по кругу, делая обманные выпады. Медведь, хоть и был крупнее и сильнее Серовласки, сейчас охотно убрался бы восвояси, но запахи-воспоминания подстрекали Серовласку к битве. Материнская любовь придавала ей сил. Медведь пятился, пока они не оказались на открытом месте у высокого обрывистого берега реки. Серовласка, преисполнившись отваги, бросилась на злодея. Медведь отскочил в сторону и трахнул ее могучей лапой. Такой удар мог бы прикончить Серовласку, но, к счастью, он пришелся на сильные плечи. Пошатнувшись, Серовласка отступила, издав пронзительный крик — призыв о помощи, что надо было сделать с самого начала. Услышав такой сигнал, любой кабан приходит на выручку, как береговая охрана, получившая сигнал «SOS».
Враги сошлись на мгновение и снова кружили, выжидая удобный момент. Серовласка сделала обманное движение, медведь отпрянул, и она, осмелев, перешла в наступление. Медведь увернулся и отскочил в сторону, а когда Серовласка снова напала на него, нанес ей сокрушительный удар, отбросивший ее к самому краю обрывистого берега. Окровавленная Серовласка скатилась вниз и упала в реку.
Она умела, но не любила плавать и молча барахталась в воде, совершенно обессиленная схваткой. Милосердная река бережно несла ее к отлогому берегу. В прибрежных кустах послышалось движение, и на берег реки выскочил большой черно-рыжий кабан. Тихо похрюкивая, Серовласка вышла из воды. Супруги признали друг друга. Но Буйный немного опоздал. Торжествуя победу над дикой свиньей, когарский медведь скрылся в лесу.
XVII. Горец Билли Боуг
Джек Прунти был вне себя от гнева. Осматривая поутру свой огород, он выражал недовольство в таких выражениях, какие можно услышать разве что на площадке для игры в гольф. Целые грядки салата, посевы свеклы, арбузная бахча были загублены. Грядки, подготовленные под спаржу, вытоптаны так же, как и участок, отведенный под капусту. Негр-огородник твердил, что вред причинили дикие кабаны, опасаясь, как бы подозрение не пало на невиновных. Впрочем, все было ясно и без слов. Сломанный забор, бесчисленные следы копыт, объеденные репа и капуста были столь веским доказательством, что никому бы и в голову не пришло подозревать огородника или его семью.