Буги-вуги

Ага, делать мне больше нечего. Я по старым дорогам два раза не хожу, как один алкаш сказывал, выбирая в галантерейной лавке каждый раз новую марку одеколона. Да еще за две недели до свадьбы. Тут не керосином, если что, запахнет. Нет уж, киса, умерла, так умерла.

Свадьбы эти — умора одна. Поженился Як на Цыпе, Як-цидрак на Цыпе-дрипе.

Соседа у нас на этаже женили. Заделал какой-то, а жениться — ни в какую. Полный пердимоноколь. Те с пузом к ректору. Ректор: женись, неуд! в армию отдам! Ладно, наши не пляшут. Свадьба так свадьба, все дела: дворец дракосочетания, черные машины, пупс на капоте. Всю свою группу назвал — поебать, всё за невестин счет. Костюм ему купили, оболтусу, часы золотые.

Зятёк.

Наплясались все, поналивались под крантик, заели жирного постным, а-а, гуляй! закували орла в цепи! Невеста сидит, ревёт. Маманя ее по головке гладит, а этот с девками пляшет, ноги выше головы. И с группой вместе и усвистал. И не вернулся. На другой день — на развод. А зато погулял — на полгода воспоминаний. И из института не выгнать: женился? женился. Ебок — своё слово сдержал, отчепитесь. Всё! Теперь, правда, плати осьмнадцать лет четвертину, выплачивай. Похуй! лазает с какой-то рыжей, глядишь и эту надует. Бестолковка у них, у баб — во! здравствуй, дерево. Ну, я скажу, дуры.

В монопольке явный облом. Репертуар страдает подозрительной однобокостью — всего-то два предмета на полке за продавщицей друг за дружку смущенно прячутся. Три звезды — отечественная. Пять звезд — загармоничная.

Пользуются, паразиты, безвыходным положением трудящихся. Мужики у входа «шипку» мусолят, друг от друга глаза прячут.

Лёлик к батарее жмется, тощий зад греет. И что тут думать: три рубли туды, три рубли сюды. Взяли «Слынчев бряг».

— У этих болгар коньяк клопами пахнет.

— Не пори ерунду. Наоборот у них всё по уму — в дубовых бочках кайф выдерживают. Эта наши чачу натуральную в разлив цистернами гонят, пить — так клопов жалко.

Обратно на рысях. Аллюр три креста.

У Маныча дома тепло. Джаз играет. Они на пару с Минькой картошку чистят.

— Йес ит из?

— «Слынчев бряг» с печки бряк.

— Лучше быть немножко пьяным, чем немножко трезвым. Верно, Артуха? — кивнул Минька на пузырь. — К тому же ты сам говорил, помнишь? Можно пить до работы, можно пить после работы, можно пить во время работы, но нельзя пить вместо работы.

— Не сидел, не служил — откуда дисциплину знать? — парировал Маныч, доставая из-за окна хороший ломоть колбасы. — От хлопот наших щедротам нашим.

Баночку «Сайры» достал, и лимон достал, и кусок настоящего, не плавленого сыра, с синими пластмассовыми циферками на янтарном боку.

Оркестр, туш!

— О, живет, куркуль!

— Агент ЦРУ, факт. Сдавать надо. Премию дадут — всю жизнь не работай.

— И машинка пишущая: клавиши латиницей, а на листочке-то по-русски. Шифровальный аппарат. Не иначе.

— Ты что, в Москву ездил? — сообразил Лёлик.

— Сегодня утром приехал. Затарился немного.

— Понятно. То-то с Пиздоболкиным шу-шу-шу, шу-шу-шу.

Порезали тоненько, консерву распатронили, и когда подоспела картошка, всё было улажено чисто, со знанием дела и почти щегольски.

Квакнули.

Пар от носок.

Самовар посреди стола — рожи наши там хороши: вкривь-вкось-поперек.

— На улице, кажись, снег пошел...

— А мы, умные люди, будем в тепле сидеть и коньячком пользоваться, — снисходительно сказал Маныч.

— Отойдем и поглядим, хорошо ли мы сидим.

Так расслабило, что и говорить ничего не хочется. Что такое счастье? До наивности просто: бывает всё на свете хорошо, в чем дело сразу не поймешь. Парам-пам-пам.

— Кино там посмотрел, — сказал Маныч скромненько. — «Хелп»[53].

— Где?!!

— На даче у толстого одного. Что-то вроде спецпросмотра.

— Ты смотри! Я сразу понял, что этот парень нам не чета.

— Да ладно, подожди. Ну и как?

— Да лажа какая-то, право слово. Бегают с перстнем всю дорогу, как придурки. Любительский фильм. На большее при всём не тянет. Так... Самовыебоны. В общем, — подытожил Маныч, — не «Восемь с половиной».

— Какие восемь? с каким перстнем? Ты толком давай.

— У Ринго Старра, по фильму, перстень магический. Жертвенный что ли. На английском же, без толмача. Да и смотрел, я по правде, левым глазом. Кривой уже был. Я так скумекал, что, как бы это... — Маныч потер указательным пальцем лоб, — тот, у кого этот перстень — священная жертва, и на закате чукчи какие-то должны его пришить. Вот и бегают идиотски весь фильм. Бегают, прыгают... Кривляются. Вроде того, когда кинокамеру купят, а что снимать не знают. Первое, что в головёнку приходит: давай-ка что ли рожи покорчим. Параша, одним словом.

— А музыка?

— Что музыка? «Битлз». Все они там. Как положено.

— Не хило.

— Не знаю где не хило, а то, что Элтон Джон приезжает в мае, вот это, действительно, не хило.

— Пиздёшь, — отрезал Минька.

— Ну почему пиздёшь? Почему и нет? Очень может быть. Заткнут рот «голосам». Пожалуйста — открытое общество, — Элтон Джон в Москве, хавайте. Кстати, «Машина времени» ваша в Монино. Выступала, — язвительно выделил Маныч. — Звали меня знакомые на концерт.

— И ты не пошел? Артуха! Хоть нам рассказал бы.