Будущее капитализма

Но сегодня социал-демократия как политическая сила переживает свой экзистенциальный кризис. В последнее десятилетие она потерпела длинную череду поражений. В Америке Хиллари Клинтон, представитель левоцентристских политических сил, сильно ослабленная Берни Сандерсом, проиграла Дональду Трампу; в Великобритании Лейбористская партия Блэра и Брауна перешла под контроль марксистов. Во Франции президент Олланд даже не решился баллотироваться на второй срок, а сменивший его кандидат от Социалистической партии Бенуа Амон сошел с дистанции, набрав лишь 8 % голосов. Резко ослабли позиции социал-демократических партий Германии, Италии, Нидерландов, Норвегии и Испании. Казалось бы, такое развитие событий было на руку правоцентристским политикам, но и они потеряли контроль над своими партиями в Великобритании и США, а в Германии и Франции их электоральная база резко сократилась. Почему это произошло?

Дело в том, что социал-демократы как левого, так и правого толка ушли слишком далеко от своих начал – практической деятельности по организации взаимопомощи на уровне низовых человеческих сообществ – и перешли под контроль людей совершенно иного типа, добившихся непропорционально большого влияния: интеллектуалов из среднего класса.

Левых интеллектуалов привлекали идеи философа XIX века Иеремии Бентама. Его философия утилитаризма отделила мораль от ценностей, которые мы инстинктивно разделяем, и выводила ее из одного только принципа разума: поступок должен признаваться моральным, если он «приносит наибольшее счастье наибольшему числу людей». Поскольку интуитивные ценности, которыми люди руководствуются в жизни, не дотягивают до этого «стандарта святости», обществу необходим авангард, состоящий из технократов с прочными моральными устоями, которые будут управлять государством. Такой патерналистский авангард, состоящий из блюстителей интересов общества, стал современной версией стражей из «Государства» Платона. Джон Стюарт Милль, еще один английский интеллектуал, выросший на идеях Бентама и также стоявший у истоков утилитаризма, читал «Государство» на древнегреческом, когда ему было всего восемь лет.

К сожалению, Бентам и Милль вовсе не были моральными колоссами нашего времени и не дотягивали до масштаба Моисея, Иисуса или Магомета. Оба были странными и довольно асоциальными типами. Поведение Бентама было настолько эксцентричным, что современные исследователи признают его аутистом и считают, что он был не способен испытывать чувство единения или общности с кем бы то ни было. У Милля тоже было мало шансов стать нормальным человеком: его намеренно изолировали от других детей, и он, пожалуй, был лучше знаком с жизнью Древней Греции, чем с обществом своего времени. При таких истоках утилитаризма не приходится удивляться, что этика его последователей сильно расходится с этикой остального человечества[7].

Странные ценности Бентама не имели бы никакого особенного влияния, если бы они не проникли в экономическую науку. Как мы увидим ниже, способы объяснения человеческого поведения, которые выработали экономисты, оказались предельным развитием утилитаристской морали. Homo economicus – крайне эгоистичное и бесконечно корыстное существо, интересующееся исключительно собственной персоной, и именно такое представление о человеке легло в основу экономических учений о человеческом поведении. Но для оценки целесообразности мер государственной политики экономической науке нужен был какой-то измеритель совокупного благополучия таких психопатических индивидов («полезности»[8] принимаемых мер). Утилитаризм стал интеллектуальным обоснованием этой арифметики: оказалось, что «наибольшее счастье наибольшего числа людей» удобно подсчитывать с помощью стандартных математических приемов максимизации. При этом предполагалось, что «полезность» обусловлена потреблением, причем дополнительное потребление приводит ко все меньшему приросту полезности. Если бы объем совокупного потребления общества был постоянным, максимизация полезности достигалась бы просто перераспределением дохода, обеспечивающим совершенно равное потребление для всех. Экономисты социал-демократического толка понимали, однако, что в действительности размеры общего потребительского «пирога» не остаются неизменными, а поскольку налоги снижают мотивацию к труду, пирог начал бы сокращаться. Для решения этой проблемы мотивации были разработаны сложные теории «оптимального налогообложения» и уравнения, решающие «проблему принципала и агента». По существу социально-экономическая политика социал-демократии стала постоянно усложняющейся системой методов перераспределения доходов с помощью налогов и минимизации сокращающейся мотивации к труду.