Раздевшись, Глебов с наслаждением растянулся на постели. Засыпая, подумал: «А все-таки жаль, что так просто все получилось. Ну что за заслуга — раскрыть убийство, если все ясно почти с самого начала?»
Так он и уснул с чувством легкого разочарования.
Утром Глебов сразу же пошел в прокуратуру. По оживленному лицу следователя Лавров понял, что расследование идет успешно.
— Кажется, я, действительно, преждевременно струсил, Юрий Никифорович, — улыбаясь, сказал Глебов. — Убийство почти раскрыто.
Лавров удивленно поднял брови.
— Вот как? Рад за вас. Рассказывайте… — и, закуривая папиросу, удобнее уселся в своем кресле.
Глебов коротко рассказал обо всем, что ему удалось вчера установить, и закончил:
— Заключение биологической и криминалистической экспертиз будет сегодня. Не сомневаюсь, что они окажутся положительными.
Лавров докурил папиросу, потушил ее, прижав к пепельнице.
— Да-а, — задумчиво произнес он. — Все как будто бы идет гладко. Не нравятся мне только два обстоятельства: во-первых, то, что не найдены вещи, а во-вторых, то, что вы, Олег Николаевич, работаете только по одной версии. Это очень рискованно, особенно в делах об убийстве.
— Но, Юрий Никифорович, какие же могут быть версии, если все ясно, как божий день? — обиженно сказал Глебов. — Зачем разбрасываться? А вещи найдутся, я дал задание милиции и уверен, что скоро все будет у нас.
— Может быть, в данном случае вы и правы, — все так же задумчиво продолжал Лавров, — но вообще-то одной версией никогда не следует увлекаться. В этом случае легко скатиться на обвинительный уклон. А я знаю немало случаев, когда дела об убийствах принимали самый неожиданный оборот. Когда думаете допрашивать Путоева?
— Хочу дождаться заключения экспертизы, тогда легче будет заставить его разговаривать.
— Пожалуй… Я хотел бы посмотреть план допроса.
Глебов недоуменно посмотрел на Лаврова.
— Какой план? Я ничего не записывал, Юрий Никифорович, я и так помню, о чем его надо допросить.
— Нет, нет, Олег Николаевич, — возразил Лавров. — Допрашивать подозреваемого в убийстве без предварительного плана — это несерьезно. Даже опытный следователь не должен себе этого позволять. Почему-то в иных случаях вы проявляете излишнюю робость, неуверенность, а сейчас — наоборот, чрезмерно надеетесь на себя.
— Хорошо, я пойду и составлю план, — сказал Глебов, однако весь его вид говорил о том, что он считает это напрасной тратой времени.
Приступив к составлению плана, Глебов вскоре понял, что Лавров был прав. Многое можно было бы упустить, допрашивая Путоева без предварительной подготовки к допросу. Он просидел над составлением плана около двух часов, вновь перечитал некоторые свидетельские показания, чтобы восстановить в памяти подробности дела. И, зайдя по окончании этой работы к Лаврову, честно признал, что едва не допустил ошибку.
В четвертом часу дня Глебову позвонил Романов.
— Ты у себя? Сейчас тебе материалы экспертизы понесли. Отпечатки на стакане — его. А кровь на рубашке — второй группы, как у бабуси. Да оно и без заключения ясно было. Ты допрашивать к нам придешь?
— Да, скоро буду, — сказал Глебов.
Минут через пять принесли материалы экспертизы. Глебов прочел их, вложил в дело и отправился в милицию.
— Желаю вам удачи! — сказал Лавров, к которому он зашел сообщить о результатах исследования вещественных доказательств. — Но глядите в оба: Путоев, кажется, не так прост.
III
В кабинет ввели задержанного Путоева. Широкоплечий, загорелый, с развитой мускулатурой, он казался очень сильным и по-кошачьи гибким. Старая выцветшая майка с глубоким вырезом спереди открывала грудь с ярко вытатуированным летящим орлом. На левом плече — традиционная надпись всей «блатной братии»: «Не забуду мать родную», а на четырех пальцах правой руки — женское имя «Леля».
Глебова не удивила эта «живопись». Он знал, что Путоев был вором-домушником, неоднократно судился за кражи и большую часть жизни провел в тюрьме. Последний раз он судился за убийство: в приступе злобы ударил ножом своего напарника, не поделив с ним награбленное.
Неизвестно, что произошло после этого случая в душе Путоева, но, выйдя через восемь лет из заключения, он не вернулся в свою воровскую компанию, уехал на Кубань и два с половиной года работал в кузнице. Затем женился. Вскоре у него родился сын. Ребенка Путоев любил, но с женой не ладил. Все это Глебов знал из показаний свидетелей и жены Путоева.
Заполнив в протоколе допроса анкетные данные, Глебов предложил Путоеву расписаться. Тот подвинул к себе протокол, расписался в низу страницы и небрежно оттолкнул от себя бланк.
— Курить можно? — спросил он, доставая из кармана пачку папирос.
— Курите, — разрешил Глебов и про себя заметил: «Тот же «Беломор», что и на месте преступления…»
Путоев прикурил, швырнул обгоревшую спичку в пепельницу, щурясь от дыма, зло спросил:
— Дело шьете?
Глебов пожал плечами.
— Почему шьем? Просто стараемся разобраться.
Путоев презрительно скривил губы:
— Видно, что «стараетесь»! Хватаете первого попавшегося. Крайнего нашли. Думаете, если семь раз судим, так восьмой раз нахально засадить можно?