Прошло несколько недель с тех пор, как Влад устроился на новое место работы в лагерь беженцев, где в его обязанности входило следить за получением и распределением грузов, предназначенных для снабжения беженцев, которых с каждым днём становилось всё больше и больше. Служащих МЧС не хватало катастрофически, так как их перебрасывали то на участки по дезактивации, то разгребать завалы, то окучивать новую партию беженцев из мест, подвергшихся ядерным ударам. И это при том, что собственно войска РХБЗ разрывались на части, вытаскивая людей из зон заражения.
На фронте, если то, что происходило в разных частях страны, можно было назвать фронтом, наступило некоторое затишье. Противники обстреливали друг-друга ракетами, совершали налёты авиации, но в прямую атаку не шли, ни русские с белорусами, ни натовцы.
— Точки или очаги напряженности, — как-то обрисовал ситуацию майор Гареев, с которым Владу приходилось часто общаться по работе. Пожалуй, лучше так. Хотя понятийный аппарат ещё только вырабатывается, учитывая новые условия и формы ведения войны. То тут, то там противнику удаётся прорваться, высадить десант и учинить беспредел, если ставится такая задача. Даже плацдарм не всегда удерживается. Больше всего это похоже на набеги кочевников из далёкого прошлого. Набег, разрушение, отход. Происходит постепенное истощение противника, его обескровливание. Армия вынуждена реагировать на местные прорывы обороны, отвлекая значительные материально-технические и человеческие ресурсы для исправления ситуации и защиты населения, в то время как где-то там копятся основные силы.
— Где-то там, это Эстония и Норвегия?
Гареев утвердительно кивнул.