Будет больно, моя девочка (СИ)

— Это хорошо, — подается ко мне почти вплотную и переходит на шепот. — Тебе понравится.

Его дыхание обжигает ушную раковину. Зажмуриваюсь на мгновение.

— Тебе тоже, — запрокидываю голову и широко улыбаюсь. Еще немного и губы трескаться начнут.

* * *

На следующем уроке Арс тоже садится со мной. Приходится сделать над собой усилие, чтобы не вздрагивать каждый раз, когда он шевелится. В итоге выбираю тактику внимательно слушать учителя, смотреть на доску, записывать и делать вид, что Мейхера вообще тут нет.

Щеку, конечно, периодически обжигает. Я остро чувствую, когда он смотрит, но включаю полный игнор. Если честно, вообще не понимаю, чего он добивается. Смутить меня? Глупо. Я из кожи вылезу, но ни один мускул на лице не дрогнет.

Арс делает пометку в своей тетради. Скосив взгляд, признаю, что у него красивый почерк.

Алгебраичка тем временем проходит по ряду и раздает тесты. В этом году подготовка к ЕГЭ началась практически с первого сентября.

Листочки с вариантами она кладет на край парты. Оба оказываются на стороне Мейхера. Он сразу же пододвигает тест к себе, мой же остается лежать в одиночестве. Чтобы его взять, мне придется придвинуться к Арсу и вытянуть руку.

Делать этого мне совершенно не хочется. За сегодняшний день присутствия Мейхера в поле моего зрения настолько много, что все эти уловки с намеренной тактильностью даже у меня уже вызывают тошноту.

— Может, подашь?

— Ты меня отвлекаешь, — произносит, занося ручку над полем для решения.

Злюсь. Тянусь к тесту. Хватаю лист и отодвигаюсь подальше от Мейхера. Сажусь полубоком, закинув ногу на ногу.

Пока считаю, бросаю взгляд на Ритку.

Еще одна деталь, что не дает покоя с самого утра, — появившаяся Алексеева. Лизка была права, Рита уже вернулась из Эмиратов. И на удивление, класс с ее появлением вдруг как-то потеплел к троице, которую буллит все эти дни. Неспроста явно. Они что-то задумали. Что-то, что случится на вечеринке.

Слышу шевеление за спиной. Это Мейхер поднимается со стула.

Наблюдаю за тем, как он сдает свой тест за десять минут до конца урока и выходит из класса. Я же жду, когда справится Алексеева. Нам нужно поговорить. Нетерпеливо барабаню пальцами по ножке стула. Я уже все решила, но вот Ритка копается до самого звонка, а в коридоре быстро растворяется в толпе школьников.

В свете моей переписки от лица Мейхера с Понамаревой я должна предупредить Алексееву ни в коем случае не соглашаться идти на эту чертову вечеринку. Ни ее, ни ребят, с которыми она дружит. Весь квартет ждет явно что-то очень нехорошее на этом «празднике».

Как только нахожу темную макушку взглядом, понимаю, что Лиза меня опередила. Стоит рядом с Ритой у окна в конце коридора, ярко жестикулирует и улыбается, со стороны может показаться, что даже искренне. Словно это не она называет Ритку за глаза страхолюдиной и вечно ржет над ее весом.

Если я сейчас к ним подойду, то могу спалить себя же. Разозлюсь, ляпну что-то лишнее…

Не думаю, что Понамаревой нужно знать, что этой ночью с ней переписывалась я, а не Арс.

Решаю выждать. Спускаюсь в столовую, беру себе кофе, овощной салат и пирожное. Занимаю место за столиком, куда вынудили пересесть ребят.

Уварова, Шилов, Панов и Алексеева появляются минут через пятнадцать.

Рита хмурится, когда видит, что их прежние места теперь заняты. Квартет переглядывается, и Сёма Шилов поясняет:

— Мы тебе про это и говорили.

Ритка выдвигает для себя стул. Присаживается.

— Это все из-за новеньких, да?

— Не без участия Понамаревой, — подмечает Сёма.

— Он ее заставляет, — немного сконфуженно выдает Рита.

А вот это уже интересно. Навостряю уши.

— С чего ты так решила? — интересуется Панов.

— Она мне сама рассказала, но просила никому не говорить, — Ритка переходит на шепот. — Она его боится. Сами видите, что в школе происходит.

После этих слов у меня глаза вот-вот из орбит вылезут. Жую свой салат, а у самой в голове не укладывается, когда все успело зайти так далеко?!

Лиза на отлично провела разъяснительные работы. Конкретно так промыла Алексеевой мозги. Как много ее скрытых талантов я не знала, оказывается. Мейхер, конечно, козел, но Лизке и самой в кайф новый уклад. Она в своем извращенном желании поиграть сейчас кого угодно превзойдет.

Чувствую, что на меня смотрят. Поворачиваю голову. Четыре пары глаз скоро пробуравят во мне дыру.

— Что? — тянусь к чашке кофе.

— Зачем ты села с нами?

Алексеева спрашивает таким тоном, будто это я виновата в их бедах. Будто это я травлю ее друзей уже неделю.

— В смысле?

— Ты в хороших отношениях с неразлучниками, тебя они никогда не презирали. Беляков слюни по тебе пускает, вся команда по баскету тоже твои друзья, даже с новенькими ты успела задружиться, — не без ехидства перечисляет Алексеева.

— Потому что я не поддерживаю все, что тут происходит. И вам советую на эту вечеринку не ходить. Пономарева врет. Красиво говорит, но…

— Правда? А может, это ты хочешь выслужиться перед Мейхером, а, Май? Сидишь тут, уши греешь, а потом все ему докладываешь?!

— И зачем это мне, раз я со всеми в таких хороших отношениях?

— Ты в него влюблена!