Будем как солнце!

Я ненавижу человечество,
Я от него бегу спеша.
Мое единое отечество –
Моя пустынная душа.

С людьми скучаю до чрезмерности,
Одно и то же вижу в них.
Желаю случая, неверности,
Влюблен в движение и в стих.

О, как люблю, люблю случайности,
Внезапно взятый поцелуй,
И весь восторг – до сладкой крайности,
И стих, в котором пенье струй.

Золотая рыбка

В замке был веселый бал,
    Музыканты пели.
Ветерок в саду качал
    Легкие качели.

В замке, в сладостном бреду,
    Пела, пела скрипка.
А в саду была в пруду
    Золотая рыбка.

И кружились под Луной,
    Точно вырезные,
Опьяненные весной,
    Бабочки ночные.

Пруд качал в себе звезду,
    Гнулись травы гибко.
И мелькала там в пруду
    Золотая рыбка.

Хоть не видели ее
    Музыканты бала,
Но от рыбки, от нее,
    Музыка звучала.

Чуть настанет тишина,
    Золотая рыбка
Промелькнет, и вновь видна
    Меж гостей улыбка.

Снова скрипка зазвучит,
    Песня раздается.
И в сердцах любовь журчит,
    И весна смеется.

Взор ко взору шепчет: «Жду!»
    Так светло и зыбко.
Оттого, что там в пруду –
    Золотая рыбка.

Старый дом Прерывистые строки

В старинном доме есть высокий зал,
Ночью в нем слышатся тихие шаги,
В полночь оживает в нем глубина зеркал –
И из них выходят друзья и враги.

Бойтесь безмолвных людей,
Бойтесь старых домов,
Страшитесь мучительной власти несказанных слов,
Живите, живите – мне страшно – живите скорей.

Кто в мертвую глубь враждебных зеркал
Когда-то бросил безответный взгляд,
Тот зеркалом скован, – и высокий зал
Населен тенями, и люстры в нем горят.

Канделябры тяжелые свет свой льют,
Безжизненно тянутся отсветы свечей,
И в зал, в этот страшный призрачный приют,
Привиденья выходят из зеркальных зыбей.

Есть что-то змеиное в движении том,
И музыкой змеиною вальс поет,
Шорохи, шелесты, шаги… О старый дом,
Кто в тебя дневной, не полночный свет прольет?

Кто в тебе тяжелые двери распахнет?
Кто воскресит нерассказанность мечты?
Кто снимет с нас этот мучительный гнет?
Мы – только отражения зеркальной пустоты?

Мы кружимся бешено один лишь час,
Мы носимся с бешенством скорее и скорей,
Дробятся мгновения и гонят нас,
Нет выхода, и нет привидениям дверей.

Мы только сплетаемся в пляске на миг,
Мы кружимся, не чувствуя за окнами луны,
Пред каждым и с каждым – его же двойник,
И вновь мы возвращаемся в зеркальность глубины.

Мы, мертвые, уходим незримо туда,
Где будто бы всё ясно и холодно-светло,
Нам нет возрожденья, не будет никогда,
Что сказано – отжито, не сказано – прошло.

Бойтесь старых домов,
Бойтесь тайных их чар,
Дом тем более жаден, чем он более стар,
И чем старше душа, тем в ней больше задавленных слов.

Безглагольность