Будем как солнце. Книга символов

В храме все — как прежде было.
Слышен тихий взмах кадил.
    «Я смеялся, я шутил.
    Неужели ты любила?»  

Дымен смутный трепет свеч,
На иконах свет заемный.
Каждый хочет в церкви темной
От свечи свечу зажечь.  

В храме будет так, как было.
Слышен тихий звон кадил.
    «А, неверный! Ты шутил.
    Горе! Горе! Я любила».

К СМЕРТИ

Смерть, медлительно-обманная,
Смерть, я ждал тебя года,
Но для каждого ты странная
И нежданная всегда.  

Мне казалась упоительной
Мысль о том, что ты придешь
И прохладою целительной,
Торжествуя, обоймещь.  

И воздушною одеждою
Мне навеешь легкий мрак.
Нет, обманут я надеждою,
Ты придешь не так, не так.  

Как неведомое, грубое,
Ты возникнешь в тишине
Как чудовище беззубое,
Ты свой рот прижмешь ко мне.  

И неловкими прижатьями
Этих скользких мертвых губ,
Неотвратными объятьями
Превращен я буду в труп.  

Но еще не бессознательный,
Не затянутый во тьму,
И мучительно внимательный
К разложенью своему.  

Вот, рука окоченелая
Точно манит и грозит,
Синевато-грязно-белая,
Искривилась… Гнусный вид!  

Вот, лицо покрылось пятнами,
Восковою пеленой,
И дыханьями развратными
Гниль витает надо мной.  

Отвратительно знакомые
Щекотания у рта.
Это мухи! Насекомые!
Я их пища, их мечта!  

И приходят ночи, низкие,
Как упавший потолок.
Где же вы, родные, близкие?
Мир отпрянувший далек.  

Глухо пали комья грязные,
Я лежу в своем гробу,
Дышат черви безобразные
На щеках, в глазах, на лбу.  

Как челнок, сраженный мелями,
Должен медлить, должен гнить,
Я недели за неделями
Рок бессилен изменить.  

За любовь мою чрезмерную
К наслаждениям земным,
После смерти, с этой скверною
Грешный дух неразлучим.  

Целых семь недель томления,
Отвращения, тоски,
Семь недель, до избавления,
Рабство, ужас, и тиски!  

Лишь одной отрадой нищенской
Ад могу я услаждать;
Пред оградою кладбищенской
Белой тенью в полночь встать.

СОЗНАНИЕ

«Я с каждым могу говорить на его языке…»

Я с каждым могу говорить на его языке,
Склоняю ли взор свой к ручью или к темной реке.  

Я знаю, что некогда, в воздухе, темном от гроз,
Среди длиннокрылых, меж братьев, я был альбатрос.  

Я знаю, что некогда, в рыхлой весенней земле,
Червем, я с червем наслаждался в чарующей мгле.  

Я с Солнцем сливался, и мною рассвет был зажжен,
И Солнцу, в Египте, звучал, на рассвете, Мемнон.  

Я был беспощадным, когда набегал на врагов,
Но, кровью омывшись, я снова был светел и нов.  

С врагом я, врагом, состязался в неравной борьбе,
И молча я вторил сраженный «О, слава тебе?»

И мной, безымянным, не раз изумлен был Сократ.
И ныне о мудром, со мной, обо мне, говорят.  

Я с каждым могу говорить на его языке,
Ищи меня в небе, ищи меня в темной реке.