Будь со мной (ЛП)

Сегодня утром он проснулся от того, что Мина громко напевала, не стараясь даже попадать в ноты. Она безумно улыбалась без видимой на то причины, кружилась на месте и подпрыгивала. Он просто ее не понимал. Что так обрадовало эту девушку, что она решила распевать во все горло? Он никогда не встречал таких, как она: ни один человек не сравнится с ее чистотой и непорочностью, не говоря уже про искренность. И это безумно его коробило: в ней же должен скрываться какой-то порок. Может быть, она потеряла счет количеству мужчин, посетившим ее спальню (от этой мысли его сердце сжалось по какой-то неизведанной причине)? Или она мошенница? Не помогает старикам переходить через улицу или не оплачивает счета (даже это бы подошло)? В ней должно быть что-то неправильное, что-то такое, что помогло бы отнести ее в категорию «как и любая другая женщина».

И тут она совершает самую безобразную вещь на свете — начинает звать его уменьшительно-ласкательным именем. Она дает ему домашнее прозвище.

Конечно, другие женщины тоже пытались провернуть подобный трюк, но такие попытки моментально им пресекались. Но в этот раз он не мог ничего поделать — он не умел говорить, а потому не мог ей растолковать, что ни в одной Вселенной к нему не будут обращаться столь отвратительно.

Спустя год, проведенном в теле собаки, он почти смирился со своим положением, тем более, ему оставалось пробыть в таком виде всего ничего, но дурацкое имя все-таки оказалось сильнее него.

— Мусик-Лапусик — замечательное имя, правда? — промурлыкала Минако, расчесывая ему шерстку и поглаживая (к его величайшему стыду).

Всего пять слогов его нового имени в одночасье разрушили годами выстроенную непробиваемую стену спокойствия: никогда в жизни он не чувствовал столько всего одновременно, ни на что он так не реагировал.

Он выл. Лаял. Рычал. Словом, делал все, чтобы эта клуша поняла, что ей не удастся унизить его подобным образом. Но будучи сумасшедшей нестабильной барышней, а именно такой была Минако Айно, она приняла все его действия за знак полного одобрения.

Он задумался. Ему надо было проветрить голову, поэтому он и вышел на балкон — закатывать сцены, все-таки, не его стезя.

Но Мина растолковала его действия иначе: она решила, что он хочет покончить жизнь самоубийством или чего еще хуже. Он же СОБАКА. Неужели она не понимает, что собаки мыслят иначе? И не важно, что он сам мыслил далеко не как животное.

И Минако вела себя так, словно пес, грозящийся сброситься с балкона пятого этажа, для нее являлся обычным делом: она стояла рядом с ним, умоляя не прыгать вниз.

Если бы не его спутанные мысли, он бы даже, возможно, назвал бы эту ситуацию забавной.

— Я тебе заплачу, — взмолилась она, словно деньги могли как-то помочь его собачьей морде.

Он зарычал в ответ, мысленно транслируя ей, что все, что ему нужно, это вновь стать человеком. А, и сменить имя, пожалуйста.

Или хотя бы просто оставить его в покое.

Но Минако чуждо понятие покоя.

— А что насчет большого сочного стейка?

Соблазнительно, но нет.

— Может, купим тебе новую пару обуви? Поход в обувной всегда помогает мне почувствовать себя лучше и… избавиться от суицидальных мыслей.

Обувь? И что, прикажете, ему с ней делать?

Минако уже начала переминаться с ноги на ногу, явно теряя терпение. Он почувствовал, как начинает самодовольно улыбаться, но тут же себя одернул — поведение Мины не милое, напомнил он себе, оно не сулит ничего хорошего.

— А что насчет кота, с которым ты сможешь играть? Я могу тебе принести замечательный пушистый шарик, за которым ты сможешь весело носиться днями напролет.

ГАВ!

— Ладно! — раздраженно бросила Мина. — Продолжай упрямиться. Но тебе следует знать, что я не собираюсь поощрять подобное поведение. Чтоб ты знал… — В ее детских голубых глазах вдруг загорелась искорка, которую он уже знал как самую страшную и опасную вещь на свете.

Неужели у человека (хм, у собаки) не может просто случиться нервного срыва? Разве его нельзя ненадолго оставить одного? Весь вид Минако говорил о том, что она собиралась выкинуть что-то невероятно бестолковое.

И она не разочаровала.

Минако уселась на перила, свесив ноги над пропастью.

— Если спрыгнешь, то я полечу за тобой, — объявила она.

Полный атас.

Фраза «пока смерть не разлучит нас» воспринимается Минако на совершенно ином уровне.

— С минуты на минуту, — Минако театрально вздохнула, когда с его стороны не последовало должной реакции. — Мне пора бы задуматься о последних словах… Это должно быть что-то запоминающееся, смелое и яркое… О! «Загробная жизнь как мое лучшее приключение в жизни».

Мэл больше не мог этого выносить и сдался, признавая полное поражение: он опустил передние лапы на пол.

— Видишь? — спросила Минако, обращаясь куда-то в пустоту. — Все не так и плохо.

Она спрыгнула с перил — на что Мэл облегченно вздохнул — и вернулась в квартиру, словно ничего не произошло.

Зазвонил телефон и Минако рванулась к трубке.