Келли Цикомо бросила взгляд на часы, которые показывали уже очень поздний час, и тяжело вздохнула. Бумаги, разбросанные вокруг нее на столе, никак не отпускали с работы домой, хотя ее глаза уже слипались. Ей нужно еще кофе — стандартное решение в вопросах смертельной усталости.
Через час концентрация полностью покинула девушку, и она отбросила в сторону ручку, готовясь пойти домой. Она разложила вещи на столе по местам, взяла из шкафа клатч и куртку и покинула кабинет.
Часы показывали 1:03.
Она даже задалась вопросом, есть ли вообще смысл уходить, если ее рабочий день начнется всего через шесть часов. Но прошлый год научил ее тому, что любую возможность поспать следует холить и лелеять. Она нажала кнопку вызова лифта и принялась ждать.
Келли попыталась собрать мысли в кучу, но сделать это оказалось не так-то просто из-за ее невероятной усталости. Она размышляла обо всем, что навалились на нее в Winters Writes: дополнительная нагрузка и бесконечные переработки (хотя, конечно, зарплата немного спасала положение). Она думала о запланированном в конце года отпуске, которого так отчаянно ждала, и также вспоминала об исчезнувшем руководителе, а также о нескончаемом потоке дел.
Двери лифта распахнулись перед ней, и Келли сделала шаг вперед, но резко остановилась, моргнув.
Перед ней стоял высокий мужчина с холодными голубыми глазами, чья рука была вытянута вперед.
— Что Вы здесь делаете, мистер В…
Раздается выстрел.
***
В храме Хикава наступил рассвет.
Рэй вовсю проводила плановую уборку и тихо напевала себе под нос, не упуская из поля зрения Ромашку, который мог внести существенные изменения в интерьере с помощью зубов и когтей. К ее удивлению, тот неподвижно сидел на верхней ступеньке лестницы, наблюдая за ней с видом занудного учителя.
Когда девушка закончила убираться в комнате, она смахнула капельку пота со лба, после чего, со вздохом, отложила метлу и направилась на кухню за стаканом воды. Ромашка заскулил у ее ног, но она не обратила на того должного внимания:
— Сам ищи себе воды, — гаркнула она на него (скорее по привычке), но все-таки налила тому маленькую миску.
Свежесть прохладной жидкости взбодрила ее, но тут начал трещать служебный телефон. Рэй пробурчала что-то на подобии «нет такого закона обязывающего отвечать на телефоны», но трубку сняла:
— Добрый день, храм Хикава, слушаю Вас.
— Добрый день, могу ли я переговорить с Рэй Хино?
Она застыла.
О, нет. Нет, нет, нет…
Не может быть, только не сейчас.
— Алло? — послышался из динамика твердый и высокомерный голос, в котором уже во всю сквозило нетерпение.
Ее отец.
— Привет, папа, — поздоровалась она ровно, уже собираясь с силами для явно непростого разговора.
После некоторой паузы, из трубки послышался ответ:
— Твой голос изменился… стал взрослее.
— Мне восемнадцать.
Я же твоя дочь, ты должен знать об этом.
— Да-да, конечно, — пробормотал тот.
Рэй не торопилась продолжать разговор. Если она в чем-то и была уверена насчет своего отца, так это в том, что тот переходил к делу быстро. Видимо он звонит для того, чтобы передать соболезнования касательно смерти ее дедушки, а затем предложить перевести ей денег в знак утешения. От одной только этой мысли она вздрогнула, но именно так действовал ее отец — через финансы.
Собственно, так оно и оказалось.
— Я должен переговорить с тобой об очень важном деле. Ты сейчас одна?
Рядом с ней не было ни души.
Кроме Ромашки, конечно, который примостился в углу, следя за ней широко открытыми глазами, в которых читалось беспокойство. Чувства предательства и одиночества нахлынули на Рэй, и она даже не смогла бросить злобный взгляд на дворнягу. Отец всегда был ее слабым местом: он никогда не проявлял к ней особой нежности, разве что мог иногда похлопать по голове, или, в особенных случаях, даже пожать ей руку. После смерти ее мамы, он практически полностью отстранился от нее, передав все заботы о девочке ее дедушке, а сам навещал дочку хорошо если пару раз в год. Хотя стоит отметить, что поздравительные открытки приходили с завидной регулярностью, как и подарки от случая к случаю, в которых Рэй находила что-то на подобии утешения. А еще он непременно присылал деньги, словно пытаясь откупиться от нее за недостаток участия в ее жизни. А ей всегда хотелось, чтобы он всего лишь любил ее или даже просто похвалил за что-то: такие простые вещи, которые Том Мишри никогда не мог уловить.
В общем, она чувствовала себя брошенной и одинокой очень длительное время. Ее дедушка пытался, как мог, помочь ей в ее горе, но что мог сделать одинокий старик?
А затем у нее появились друзья, и она открыла свое истинное предназначение. После этого она уже не могла ощущать одиночества — между ее подругами образовалась связь, которую никто и ничто не могло разрушить.
Пусть кроме нее в храме никого не наблюдалось, но она никак не была одна.
— Отец, пожалуйста, скажи мне, что тебе нужно. И ты, и я прекрасно знаем, что я живу здесь одна.
— Вот именно про это я и хотел с тобой переговорить.
В ее глазах зажегся опасный огонек.
— М?