Румянец на его щеках стал ярче.
– Как бы ни было трудно сдерживать себя… потому что, черт возьми, детка, я хочу тебя всеми возможными способами. – Он опустил мою руку и прижал ладонью к своей эрекции, словно в подтверждение того, что я услышала дальше. – Я настолько хочу тебя прямо сейчас, что меня это убивает, но любая девушка, с которой я был с тех пор… очень давно… хотела только секса. Сунул-вынул и пошел.
– Как Стеф?! – выпалила я, прежде чем успела себя остановить.
Он поморщился.
– Да, как Стеф. И для нее – для них – это нормально. Каким бы негодяем я тебе ни показался, но мне было плевать на них. С тобой все не так, Тесс. Я хочу этого, но я хочу, чтобы у нас все было по-другому. Для меня «мы» значит гораздо больше, чем секс. Я хочу, чтобы мы значили больше, чем это. Поняла?
Я смотрела на него, и комок чувств поднимался все выше, пока не поселился в горле. Слезы наполнили мои глаза.
Его зрачки расширились, и он тут же отпустил мою руку и взял в ладони мое лицо.
– Детка, почему ты плачешь? Я что-то не так…
– Ты не сделал ничего плохого, – быстро вставила я, и мой голос сорвался. – Ты все делаешь, как надо.
Недоумение отразилось на его лице.
– Я не понимаю.
Я хрипло засмеялась.
– Все хорошо. – Потянушись к Джейсу, я поцеловала его. Кем бы ни была мама Джека, она много потеряла. – Все замечательно.
– Ты уверена? К черту, что я считаю правильным и неправильным. Потому что я могу раздеться в две секунды и оказаться в тебе еще быстрее.
Я кивнула и снова засмеялась.
Джейс прижался лбом к моему лбу и закрыл глаза. Его теплое дыхание снова играло на моих губах.
– Я хочу пригласить тебя на свидание. Я хочу пригласить тебя покататься на лошадях. Я хочу сказать твоему брату. Я хочу отвезти тебя домой к родителям и представить как свою девушку. Я хочу доказать, что это значит для меня гораздо больше. Я хочу все сделать правильно.
Мое сердце сжалось от наплыва чувств, которые я испытывала к нему в этот миг. Если бы я не была по уши влюблена в него, то, наверное, влюбилась бы сейчас, но я уже давно потеряла от него голову. Три коротких слова вертелись на языке, но я сохранила их для себя, когда крепче прижалась к нему, закрыла глаза и позволила себе просто наслаждаться его близостью и его почти отчаянным желанием сделать это правильно.
Джейс ушел, и, несмотря на бурю переживаний, я уснула как убитая, а проснулась на удивление бодрой и посвежевшей. Я боялась, что утро среды станет для меня тяжелым испытанием – встречей с будущим, которое я не планировала, – но если я что-то и почувствовала, так это странный азарт предвкушения.
Собираясь на занятия, я получила эсэмэску от Джейса. Он сообщил, что его не будет на музыке, но он приедет за мной после класса. Когда я спросила, все ли в порядке, он ответил коротким текстом, что все круто.
Радостное оживление, почти осязаемое, царило в залах Уайтхолла. Я совсем забыла, что у нас нет занятий в четверг и пятницу. Осенние каникулы – четыре дня выходных. На лекции по истории свободных мест в аудитории прибавилось, но маневрировать на костылях все равно было чертовски неудобно.
Сочувствие омрачило лицо Каллы, когда она увидела меня такой жалкой и беспомощной.
– Что случилось?
Неуклюже усаживаясь на скамейку, я повторила байку про неудачное воскресное приземление. И ни словом не обмолвилась об Эрике или Дебби. Не потому, что заботилась о репутации этого говнюка, просто не хотелось подставлять Дебби. В какой-то момент между вчера и сегодня я твердо решила, что мы поговорим с Деб по душам, как только та вернется в общежитие. Я собиралась рассказать ей правду – о том, что когда-то произошло со мной. Возможно, это ничего не изменит – ну а вдруг?
– И как же теперь с танцами? – спросила Калла, и я поморщилась.
– Мое колено слишком нестабильно, и, скорее всего, таким и останется. – Сердце екнуло от этих слов, как будто, произнесенные вслух, они стали еще более реальными. – Оно не должно было меня подвести в воскресенье, но…
Она наклонилась вперед, понизив голос:
– Значит, с танцами – все?
Не в силах повторить это, я покачала головой.
Она заметно сникла.
– Я так сожалею.
– Спасибо, – просипела я.
После такого вступления пускаться в длинные разговоры уже не хотелось. «Посвежевшее» настроение и вовсе улетучилось, когда мы опоздали на автобус до западного кампуса, и мне пришлось тащиться туда на костылях. Когда мы доковыляли до центра искусств, подмышки нещадно жгло, и боль не утихала до конца занятий.
Одному богу известно, сколько мне предстояло мучиться с этими костылями. Мое лицо исказила гримаса отвращения, когда я попыталась удержать равновесие, одергивая сзади рубашку. Мне было бы гораздо легче, если бы занятия не проходили в разных концах кампуса. Можно бросить музыку. Или отказаться от истории, тогда прямо из общаги на музыку, а потом в восточный кампус…
Стоп, сказала я себе. Не смей даже думать об этом. Отказаться от классов – это значит сдаться. Ни за что. Каких бы страданий это ни стоило.
– Вон твой парень, – сказала Калла, и я едва не рухнула вместе со своими подпорками.