Будь проклята страсть

Появился Сембозель с подносом, на котором стояли стаканы и особое вино. Они сели за стол. На стуле Ги оказалась лужица вина, он вытер её. Аннетта и Мими вели разговор, перекрывая общий шум. Сембозель произносил тосты, за которые пили весьма торжественно. Внезапно откуда ни возьмись появилась маленькая сгорбленная женщина.

   — Да ведь это матушка Прюб!

Старая уборщица, приносившая ему воды с гвоздями «для здоровья», захихикала. Она высохла, но глаза её блестели.

   — Хо-хо, это месье. Поглядите на него, — посмеивалась она. — Что месье здесь поделывает?

Мими засмеялась тоже. Ги показалось, что старуха не узнает его.

   — Я Жозеф Прюнье — помните?

Это лишь прибавило ей веселья.

   — Садитесь, матушка! — крикнула Мими. — Бетри, налей ей выпить.

Матушка Прюб, не садясь, тут же схватила стакан, налила себе и выцедила вино.

   — Уффф, — выдохнула она. — Мы слышали о нём, правда, Сембозель? Яхта — хо-хо! Поглядите на месье! — И повернулась к Мими. — Спроси, дочка, не приехал ли он взять тебя на свою яхту. Ты была одной из его девочек, так ведь? Попроси месье, и он возьмёт тебя на воздушный шар со своими приятельницами — да, мадам графиня; нет, мадам баронесса. Возьмёте, месье? Почему ты не пошлёшь ему свою визитную карточку? Чтобы он тебя не забывал. За ним бегает много женщин, разве нет? Да, мадам герцогиня! Пошли!

Она с комичной непристойностью дрыгнула ногой и ушла.

Сембозель поспешил предложить новый тост.

Ги улыбнулся.

   — Матушка, похоже, в отличной форме.

   — Слышал ты, что случилось с Анри? — потёк разговор снова.

Оказалось, что Анри, кривоногий лодочник, продавший им «Лепесток», обнаружил в стене дома, куда переехал, горшок с наполеондорами и ушёл на покой. Са-Ира больше не жила в Аржантее.

   — Стала буржуазной, — с отвращением сказала Мими, поднимая стакан. — Вышла за владельца табачной лавки в Кантале.

Мадам Сидони, содержательница местного борделя, запуталась в любовно-политической интриге, и поднялся большой шум, когда мэр обнаружил её висящей в окне четвёртого этажа в одних носках. Эту историю рассказывали долго, с жаром и спорами. Посетителей стало меньше; кто-то заиграл на аккордеоне, сидевшие за столами нестройно затянули песню.

Наконец Ги сказал:

   — Аннетта, мне пора уезжать. Где можно найти фиакр?

   — Уезжать? Ты останешься здесь.

   — Извини. Я... я не могу.

Мими повернулась к нему.

   — Что, «Морячок» недостаточно хорош для тебя?

   — Не в этом дело, Мими. Мне нужно вернуться в город, так как...

   — Нет, в этом матушка Прюб права. Мадам графиня ждёт, да? И у тебя нет времени для друзей, которые знали тебя, когда ты был никем.

   — Мими, не говори ерунды.

   — Это как понять? — Она поднялась в пьяном негодовании. — Жако!

Мужчина подошёл, сердито глядя на Ги. Это был рабочий средних лет, сухопарый.

   — В чём дело? Что он сказал тебе, птичка?

   — Чёрт побери! — На кавалера она не обращала внимания.

   — Он оскорбил тебя?

Мими яростно напустилась на Ги:

   — Ты зазнайка. Грязный зазнайка! Как только появился здесь, так всё осматриваешься, словно тут пахнет дерьмом. Может, и пахнет. Мы дерьмо. Я, Бетри. И матушка Прюб, и все остальные. Но ты ведь не брезговал этим дерьмом в те дни, когда находился среди нас? И вот что я тебе скажу: сейчас от тебя несёт не дерьмом — зазнайством, а оно воняет хуже...

Она закрыла руками лицо и разрыдалась.

   — Мими...

Ги не знал, что сказать.

   — Отстань!

Сембозель поднялся на ноги.

   — Будет, будет тебе...

Послышался грохот.

   — Осторожнее, боров неуклюжий!

Аннетта, мастерица отвлекать внимание, свалила со стола бутылку.

   — Особое!

За суетой ссора была забыта.

Мими успокоилась и закурила сигарету. «Неужели это правда? — подумал Ги. — Зазнайка — я?» Поглядел на неё, всё ещё хорошенькую, до сих пор любвеобильную и смелую. Не была ли любовь девиц вроде неё, проституток из «Лягушатни», более искренней, чем любовь светских женщин? А теперь они отдалились друг от друга. Он может спустя столько лет приехать сюда вот так, на несколько часов. Но возврата к прошлому быть не может; Мими права. Он потерял связь с ними, с людьми, которых понимал, которых отобразил в своих лучших произведениях. Персонажи романа «Сильна как смерть» получились неубедительными.

   — Я приеду на твою чёртову яхту, — сказала Мими. — Вот увидишь.

   — Мы отправимся в летний круиз, птичка.

   — Ну вот и прекрасно! — улыбнулся ей Сембозель.

   — Да.

Она глядела на Ги. Оба они сознавали, что лгут.

   — Привет, это зачем — чтобы не узнавали?

Орельен Шолль протиснулся сквозь толпу в кафе Грубера на бульваре Пуассоньер. С ним был Мезруа.

   — Глаза, как всегда, побаливают, — ответил Ги. Он был в чёрных очках. Пожал приятелям руки. — В Париже что, собрался весь мир? — продолжал он, когда они сели. — Улицы с рассвета переполнены, тротуары похожи на реки в половодье. Все либо направляются на эту чёртову Выставку, либо возвращаются оттуда.

Париж никогда не бывал таким людным, беспокойно-шумным, душным, несносным. И как будто мало было Выставки! Городские власти устроили ещё череду торжественных открытий: нового вокзала Сен-Лазар, нового здания Сорбонны, монумента Республики, Биржи и даже электрических фонарей в Буа де Булонь!