Не выходи из комнаты, побудь здесь, с нами. Слова мои льются из твоих уст. До чего же это странно. Твое желание возбуждает и вместе с тем неописуемо смущает меня. Но ты ведь помнишь, что это и есть та единственная история, которую я хотела тебе рассказать, – история полного, абсолютного проникновения в ближнего твоего. Не с целью потерять себя в нем, и не для того, чтобы, не дай бог, отказаться от себя. Но для того, чтобы хоть раз почувствовать в себе постороннего человека, то есть ближнего твоего.
Яир, всей душой и телом я чувствую сейчас, как ты этого желаешь. И как боишься. В тебе, как всегда, бушует вихрь этих чувств. Голыми руками ты вдруг трогаешь там, где болит, и я чувствую, что моя боль для тебя священна, что ты действительно не хочешь оставлять меня с ней наедине. А в следующий миг рикошетишь как можно дальше от меня. Только не выходи из меня, ибо если ты сейчас выйдешь, то уже не вернешься. Сбежишь на край света и не захочешь вспоминать о том, что происходит в тебе сейчас, когда ты со мной: медленно и мучительно твоя душа отворяется навстречу другому человеку. Не прекращай писать, сожми ручку изо всех оставшихся сил. Весь содрогаясь от напряжения, ты все же пишешь, пуская во мне корни. Ничего не бойся – даже той мысли, которая посетила тебя однажды, миллион лет назад. А может, позавчера. Ты хотел проснуться после аварии или операции, полностью потеряв память, и начать вспоминать нашу с тобой историю, все по порядку. И рассказать ее самому себе с самого начала, не зная, кто ты в ней – мужчина или женщина.
Вот бы ты вспомнил, что значит быть женщиной и что значит не быть мужчиной и не быть женщиной. Быть самим собой, вне определений, без имен, до слов и до половых различий. Быть может, таким образом ты сумеешь, как бы невзначай, прийти к моему истоку, обретя возможность стать мной.
И если доберешься до этого истока, сумеешь точно понять, кто я сейчас – та, что стоит напротив тебя, немного сутулая, согбенная. Ты так восхищался моим материнским началом, с самой первой минуты ты буквально сосал его из меня, как молоко, и чем больше ты высасывал – тем больше его становилось. И наполняясь им, я все сильнее в нем нуждалась. Я не умела, не пробовала и не осмеливалась поведать себе самой эту историю от начала до конца.
Можешь догадаться, что я испытываю теперь, когда ты знаешь правду, когда тебе известны сухие факты. Но что поделать, Яир, я, вероятно, не самый рациональный человек в том, когда дело доходит до моего несуществующего материнства.