— Конечно, Артем, хотя, возможно, просто замечать не хотела очевидного, а ведь проскальзывало подобное. В ту зиму… — сглотнула Оля ком, слегка дрогнув в моих руках, — тогда у меня шел второй месяц беременности. Все в целом было хорошо. На зимние каникулы Олег потащил меня в горы, видите ли, друзья позвали, отказывать неприлично. Я ехать не хотела, боялась. Перепады высот, кислорода меньше, да и не знала, как отреагирует собственный организм. Но врач заверила, что все будет в порядке. Олег еще тогда был так настойчив, не знаю, обрадовался ли он тому факту, что станет отцом. Отреагировал вполне себе спокойно, но делал все для моего комфорта, хотя сейчас мне кажется, — Оля побледнела, ее кожа стала практически прозрачной и, видя, как ей непросто, я даже хотел прервать ее рассказ, но она только руку мою сжала крепче.
— Что кажется?
— Врач была знакомой Андреева. Точнее подругой его матери, — потерла Оля носик, насупившись, — странные фокусы судьба показывает порой. Когда мы оказались в горах, в небольшом поселке, где все так напоминало картинки из журналов, я даже себя счастливой почувствовала. Хотя дорога далась тяжело. Мы ругались, я злилась на Андреева, но оказавшись там, лишь рукой махнула. Предпочла наслаждаться видами, белоснежными вершинами и природой. А потом… спустя три дня. Солнце было таким ярким, — закрыла она ладошками лицо, всхлипнув.
Я не мог этого вынести, понимая, что подходит она в своем рассказе к самому жуткому событию в ее жизни. Мне так хотелось Олю сберечь, повернуть все так, чтобы сердце моей женщины не болело, чтобы мысли и страх исчезли, словно они всего лишь пыль, которая смоется первым весенним дождем.
— Мне не хотелось идти на этот склон. Мы даже поругались с Олегом, я хотела улететь, но он паспорт мой спрятал, орал, что я выставляю его перед друзьями никем. Потому как у других жены и подруги легки на подъем, а я предпочитаю бродить между сосен и спать. А у меня тогда токсикоз жуткий был, в городе я еще как-то справлялась, а на высоте все чувствовалось острее. Я шла в то утро, будто на закланье. Кровь стыла и…Я старалась улыбаться, выглядеть довольной жизнью, а у самой нутро сворачивалось, словно все во мне кричало об опасности. Отсидеться не получилось. На людях мы играли роль, никому ненужную, по сути. Господи, — прикрыла Оля глаза, — какой же я была дурой.
— Перестань, не была ты дурой, просто… — запнулся я, — осталась одна, несмотря на то, что кругом было много людей. Некому было за тебя заступиться, а вместо того, чтобы оберегать и лелеять, тебя заставили стать разменной монетой в угоду красивой картинке семейной жизни.
Я, правда, так считал. И мне было горько от осознания, что Оля стала лишь приложением к мужику, не самому успешному и правильному. Он просто играл ее чувствами, и ребенок… Ребенок стал… Да черт знает, обрадовался ли на самом деле Андреев или наоборот снова сыграл роль. Что-то угнетало меня, не давая объективно смотреть на ситуацию. Но я искренне не понимал, как можно было так вести себя с женщиной, с той, которую ты выбрал сам.
Одновременно, какие-то неприятные, жуткие мысли лезли в мою голову. Чувство, похожее на дежавю, царапало, заставляя сжимать губы тонкой нитью, что-то выступало в роли занозы, заставляющей морщиться. Я внимательно слушал и внутри холодело, но так хотел узнать всю правду, чтобы после уже понимать, как быть.
— Солнце тогда слепило, отражаясь от белоснежной глади. Я смотрела на эту панораму, и сердце ухало в груди. Как же мне хотелось затеряться в толпе туристов. Остаться незамеченной, побыть собой. Когда вся компания собралась спускаться: кто-то предпочитал лыжи, кто-то сноуборд. Я скромно опускала взгляд, ссылаясь на плохое самочувствие, и именно в тот день Олег не вытерпел. В моем сердце была любовь к нему, или мне просто казалось, — пожала она плечами, — отнекивалась, пыталась объяснить, а он давил, что я должна, что там… нет там ничего опасного. Полно беременных, которые ведут активный образ жизни и все живы. Лучше бы я тогда умерла, — тихо добавила она, уткнувшись на миг в мою шею носом.
Шмыгнула, обжигая мою кожу горячим дыханием. Ей требовалось время, чтобы собраться, чтобы впустить меня в свой маленький космос. Это сложно, страшно доверяться кому-то, разделяя свою боль с другим человеком, боясь, что вновь никто не поймет.
А мне хотелось разделить с ней эту горечь, забрать всю до капли, чтобы больше никогда голубые глаза не становились тусклыми от воспоминаний прошлого.